Начальник тайной полиции бесследно исчез. Говорили, что он сделал пластическую операцию, пересадку кожи и даже изменил пол. Его искали повсюду и не нашли.
На экс-президента Ведьмедева ни у кого рука не поднялась — в последнее время он писал в своем твиттере вещи, явно несовместимые с психическим здоровьем. Даже у самых подозрительных пропали последние сомнения, когда после инсульта Нацлидера бедолага заявил, что теперь снова его очередь быть президентом.
Председатель Следственного Комитета, которым оппозиционеры пугали своих детей, ушел сначала в запой, а потом в белую горячку. Когда сатрапа приехали арестовывать, он яростно стряхивал с рукава иноагентов, экстремистов и разрушителей семейных ценностей. Спасти больного не удалось. Его предсмертный крик был: «Я вас всех в лесу закопаю и сам проведу следствие!».
Министр иностранных дел обрел политическое убежище на райском острове Тувалу, и истребовать его оттуда было затруднительно, потому что никто в Интерполе толком не знал, где находится это государство. Сгоряча хотели сделать козой отпущения пресс-секретаршу МИДа Захру Мариеву, которая всем ужасно надоела, но вовремя опомнились. Несчастная дура была даже не хвостом дьявола, а волосинкой на хвосте.
Страна остро нуждалась в показательном процессе над главным преступником, а занять вакансию было некем.
Тут-то и вспомнили, что все двадцать лет диктаторского режима около Нацлидера постоянно находился Владислав Сергеевич Хомяченко, занимавший скромную должность вице-секретаря президентской канцелярии, однако курировавший всю внутреннюю политику и разработавший самые гнусные демарши власти. Раньше Хомяченко называли «серым кардиналом», теперь же произвели в «архитекторы рашизма». Рудольф Соловейчик выпустил фильм-расследование «День Хомяка». Там как дважды два доказывалось, что так называемый Нацлидер был всего лишь игрушкой в руках закулисного манипулятора. Свидетелями обвинения на суде должны были выступить министры, которые обещали рассказать, как Хомяченко понуждал их нарушать конституцию, и миллиардеры с сенсационными признаниями о том, как страшный человек заставлял их наполнять так называемый «бассейн», теневой бюджет прогнившего режима.
Суд еще не начался, а его уже окрестили «процессом века».
— Вы шутите? — спросил я, хотя отлично знал, что совести нации шутить не умеют. — Чтобы я защищал этого мерзавца? Да я из-за него покинул родину! Хомяченко натравил на меня своих поганых «Наш-Маш», они устроили флэшмоб — перед камерой использовали страницы из моих книг в качестве туалетной бумаги! Хомяченковские хунвейбины расписали мою машину шестиконечными звездами и знаками доллара! В аэропорту перед вылетом какой-то подонок крикнул «Привет от кровавого режима» и облил меня кетчупом! А на майке у него была цитата из речи Хомяченко: «Кто не с нами — тому цунами»!
— Потому Хомяченко и просит, чтобы его защищали именно вы. Если даже писатель Тургенчиков выступает на стороне человека, который его травил, подсудимый может надеяться на снисхождение.
— Какое еще снисхождение! Пусть Бес сгниет за решеткой!
(«Бесом» бывшего вице-секретаря прозвала пресса).
— Борис Григорьевич, — строго молвила Вита, — вы русский писатель. Русская литература всегда была на стороне тех, кто нуждается в защите. Вспомните Пушкина: «Милость к падшим призывал». Вспомните Короленко, который во время Гражданской войны заступался за белых перед красными и за красных перед белыми. Я обещала заключенному, что вы по крайней мере выслушаете его. Потому что не сомневаюсь в вас. Оттолкнуть того, кто умоляет о помощи, недостойно порядочного человека. Вы сумеете подняться выше личного. Вы совестливый.
— Не сумею! И не хочу! — выкрикнул я. — Я не Короленко, я Акутагава, который говорил: «У меня нет совести, у меня есть только нервы!».
Но в ясных глазах Виты Солнцевой прочиталось такое разочарование, что я сник и пробурчал:
— Ладно. Раз уж вы обещали, я схожу к нему. И пошлю этого черта к его родной бабушке. Защищать Беса я не стану!
Глава вторая
БЕСЕДЫ С ПАЛАЧОМ