Аэроплан для победителя

– Ах, что такое Николев? Просто гадкий мальчишка! – совершенно забыв, что речь о законном супруге, выпалила Танюша. – Александр Иванович, вы не поверите, но я правду говорю.

– Так что же за правда?

– В меня стреляли.

– Это как?

– Откуда я знаю – как? Может, из ружья, может, из револьвера. Я на дачу боюсь возвращаться!

– Тамарочка, простите, я должен срочно ехать в Майоренхоф, встречать авто из Риги. Давайте вы мне все завтра утром расскажете?

– Но я боюсь ехать на дачу! Я туда не поеду! Мне просто негде ночевать!

– Тамарочка, я поговорю с Алешей…

– Но в меня стреляли!

– Кто мог в вас стрелять?

– Я не знаю! Александр Иванович, придумайте что-нибудь! Я боюсь Терской говорить – она подумает, будто у меня в голове зонтиком помешали… В меня правда стреляли! Это было около восьми утра!

– Кто мог в вас стрелять? У вас же нет врагов. Послушайте, вы мне все расскажете, только не сейчас, а сейчас поезжайте на дачу…

– Я боюсь ехать на дачу! Александр Иванович, за мной гнались до самого ипподрома…

Тут Танюша увидела подходившего Николева, ойкнула, вскочила на велосипед и умчалась.

Лабрюйер рассмеялся.

– Александр Иванович, ну что же это такое? – жалобно спросил Николев. – Жена она мне или не жена?

– Я завтра во всем разберусь, слышите – завтра, – бездумно пообещал Лабрюйер. Его голова была занята более важными вопросами, места для супружеских ссор там уже не оставалось.

Он, взяв с собой Стрельского, помчался на ормане в Майоренхоф, убедился, что все готово, выбежал на Морскую – встречать автомобиль. Этот автомобиль он арендовал на весь вечер, он непременно должен был потребоваться, и потому Лабрюейр не считался с тратами.

Одновременно к дачам подкатили орманы, которые везли артистов, и автомобиль, доставивший троих мужчин. Это был большой синий «Руссо-Балт», смахивавший на старинную карету.

– Господин Кокшаров, госпожа Терская, позвольте представить вам инспектора сыскной полиции господина Линдера, которому передали дело об убийстве фрау фон Сальтерн, – сказал Лабрюйер, старательно подражая холодноватому и отстраненному светскому тону, хотя держать себя в руках ему было уже трудновато – звездный миг близился. С ним господа агенты Самойлов и Фирст, оба на прекрасном счету в полиции. А сейчас приглашаю всех наверх, в гостиную.

– Ах! – сказала Терская. – Как я рада! Вот кто поможет нашей бедной Валентиночке!

Инспектор Линдер оказался молодым человеком, лет двадцати восьми, агенты – его ровесниками. Сразу было видно, что эта троица понимает друг друга с полуслова. В гостиную они вошли первые и заняли места так: Линдер – на стуле у круглого столика, Самойлов – у двери, ведущей на лестницу, Фирст – у двери, ведущей в спальню.

Дамы – Терская, Полидоро и Эстергази – уселись на диване, Стрельский – на другом стуле, Кокшаров выбрал кресло, прочие остались стоять.

– Много времени это не отнимет, – пообещал Лабрюйер. – Господин Николев, в коридоре стоят табуреты. Снимите с них ведра и принесите, пожалуйста… Очень хорошо. Господин Енисеев, господин Славский, садитесь… Господин Водолеев…

– Ах, как любопытно! – воскликнула Эстергази.

Лабрюйер встал возле столика и с минуту молчал – собирался с мыслями. Потом, отказавшись надеяться на память, достал из кармана исписанные листочки.

– Господин Лабрюйер, труппа устала и нуждается в отдыхе, – напомнил Кокшаров.

– Я начинаю. Я с самого начала был убежден, что Селецкая в убийстве не виновна, – сказал Лабрюйер. – И точно так же я был убежден, что она – идеальная кандидатура на роль убийцы. Настолько идеальная, что множество мелких деталей уже не имело значения. Например – отчего она, заколов фрау Сальтерн булавкой, преспокойно вернулась на дачу и легла спать. Отчего оставила труп в беседке, даже не попытавшись его спрятать. Отчего – если убила в порыве безумия – не телефонировала Сальтерну, не попросила его увезти тело, ведь у Сальтерна есть автомобиль. В конце концов, она могла признаться кому-то из господ артистов. Я уверен, что вы, господа, сперва помогли бы вынести труп хоть в дюны, а потом уж подумали, что, кажется, вступили в противоречие с законом…

– Благодарю! – иронически сказал красавчик Славский, а Эстергази воскликнула:

– Да, да! Я бы именно так и поступила!

– Ваше счастье, что вы в это время спали, сударыня. Так вот, я видел, что доводы рассудка на Горнфельда не подействуют: он для себя уже нарисовал картину, а репортеры ее с восторгом изобразили в своих газетках. Нужно было любым путем заставить господина Горнфельда задуматься о возможном другом убийце. То есть – немного сбить его с толку. В доме Сальтерна жила на покое воспитательница покойной Доротеи фон Сальтерн, фрау Хаберманн. Каюсь – при помощи старого своего осведомителя я выманил перепуганную старушку из дому обманом и спрятал ее. Тогда Горнфельд задумался – старушка могла знать какие-то тайны семейства Сальтернов, могла предполагать, кто убийца, и если она скрылась после ареста Селецкой – это можно счесть аргументом в пользу актрисы. Господин Линдер, у вас есть вопросы?