Аэропорт. КДП

Саблин бросил ложку в пустую тарелку. Посмотрел на радостное лицо своего друга и сказал спокойно, словно о чём-то обыденном говорил:

– Коровин погиб.

Юрку словно выключили, насупился, замолчал. Стал крошки по столу рукой собирать. Конечно, он уже знал об этом, но напоминание о смерти товарища как рукой сняло его весёлость. На Саблина он больше не глядел, и вдруг заговорил чуть раздражённо:

– Ну, доел?

– Доел. – Отвечает Аким.

– Ну, пошли в часть, чего рассиживаешься? Тебя взводный ищет.

Саблин попрощался с пехотинцами, встал из-за стола и пошёл к выходу, Червоненко шёл за ним, неаккуратный, опять мешая людям принимать пищу.

Глава 4

Машины идут на юг, пыль от них в воздухе стоит круглосуточно. Снаряды, мины, снаряды, мины: огромные ящики навалены выше бортов. Патроны в пластиковых коробках, гранаты. Цистерны с водой белые, цистерны с топливом голубые. Фуры с провиантом. Много «санитарок», это грузовики специфические, там баки с биораствором для тяжелораненых, одна машина рассчитана на двенадцать человек.

Машины идут без конца, интервал пять минут, пыль осесть не успевает. Идут днём и ночью.

– Да, – говорит Юрка задумчиво, глядя на бесконечную пыль у дороги, – у кого-нибудь ещё есть сомнения, что Аэропорт нам придётся брать?

Казаки сидят под брезентовым навесом за кривоногим столом. Это их столовая. Смотрят на дорогу.

Если сомнения и есть, их никто не озвучивает. Карачевский, Саблин молчат, курят. Только что пообедали, сил нет болтать.

Их Вторую сотню выставили в боевое охранение. Стережёт она дорогу. Все понимают, что это так, для вида. Китайцам сейчас не до таких дальних рейдов. Просто сотня понесла очень большие потери за прошедшую неделю. Сотня уменьшилась больше, чем на четверть, вот её и вывели в охранение. Передохнуть.

Их палатки стоят на каменной возвышенности, вдоль дороги, чуть западнее, подальше от дороги метров на двести, казаки вырыли окопы, как и положено с минными полями, вынесенными вперёд детекторами движение и огневыми точками. Там дежурят повзводно. А пока один взвод сидит в окопах, три остальных взвода отдыхают.

Пришёл пулемётчик Каштенков:

– Ну, чего у вас тут? Опять машинками любуетесь?

Он садится на лавку рядом с Карачевским, тот предлагает ему сигарету, но пулемётчик отмахивается:

– Видеть их уже не могу. Вы мне вот скажите лучше, нас пополнять будут?

Вопрос этот всем покоя не даёт. Взвод потерял семь человек. Из пулемётного расчёта в три человек осталось два. Из гранатометного расчёта – то же самое. Снайпер остался без второго номера. Радиоэлектронщика нет. Из четырёх штурмовиков осталось двое. Взвод даже нужное снаряжение и боеприпасы нести не может. Ясное дело, что пополнение необходимо.

– Будут, – говорит Червоненко. – Кто ж за тобой твои ящики будет носить?

Ящики с упакованными в пластик пулемётными лентами страшно тяжёлые. Пулемётчикам всегда нужна помощь. Сами они, расчёт из трёх человек, могут только пулемёт и один ящик патронов нести. А одного ящика патронов, если не экономить, хватит на десять минут боя.

– Да лучше бы попозже, – вздыхает Володя Карачевский.

Все с ним согласны. Все видят этот бесконечный поток машин, что идёт на юг. Все понимают, что там будет. И чем дальше они будут стоять тут, в охранении, и ждать пополнения, тем меньше у них шансов угодить в кровавую кашу, что готовится там, на юге.

– Не надейтесь, – вдруг рушит их надежды Юрка, – вот увидите, нас в самое пекло пошлют.

– А чего нас? – Не согласен с ним Володя Карачевский.

– Да не знаю, – отвечает Червоненко, – просто попомни мои слова.

– Нет, нам и так досталось мало, что ли? – Не соглашается с ним и Каштенков. – Мы уже своё отгеройствовали.

– Вот! Вот поэтому нас в самую кашу и пошлют, – оживился Юрка, – скажут, этим героям всё по плечу. У них получиться. Пусть идут.

– Да брось, – машет на него рукой пулемётчик. – Ну тебя к чёрту с такими пророчествами. Вечно ты, Юрка, каркаешь. Балабол.

– Вот тебе и брось, – говорит Юрка, доставая сигареты. Сигареты него хорошие, офицерские. – Вспомнишь потом мои слова.

– Ладно, ладно, – Каштенков тянет руку к пачке. – Дай-ка офицерскую покурить.

– Вот за «балабола» кури ка свои, а не офицерские.

Юрка скалиться и прячет пачку в карман.

– Вот жмот ты, Червоненко. – Смеётся Каштенков и говорит Саблину: – Чего ты с этим жмотом водишься?

– Со школы к нему привык, – отвечает Аким.

Казаки смеются, а Юрка достаёт из кармана пачку офицерских сигарет и выдаёт всем по одной, в последнюю очередь даёт сигарету пулемётчику:

– На, только за то даю, что ты человек отчаянный, глупый, но отчаянный.

Саблин докурил красивую сигарету и пошёл в палатку. Там хорошо.

Там двадцать семь градусов всего. Там можно скинуть броню и завалился на прохладный брезент кровати. И выспаться по-настоящему, спать не так, как спишь в окопе или в кузове грузовика, а по-настоящему. Почти как дома. Он так и сделал. Снял броню, лёг на свою кровать и закрыл глаза. Тихо-тихо в палатке.