Афанасий Фет

Тургенев проделал большую работу, отметив в своём экземпляре «Стихотворений А. Фета» 1850 года те строки, которые ему представлялись требующими исправления, а также вычёркивая строфы или целые стихотворения, которые счёл совсем не удачными. К «очистке» Тургенев привлёк практически всех участников «Современника»: Боткина, Дружинина, Некрасова и др. «...Сделай одолжение, — просил он Боткина 9 июля 1855 года, — возьми книгу Стихотворений Фета, отметь карандашом все неудачные стихи и места — и пришли мне её с этими заметками. Я прибавлю свои — и пошлю всё это Фету для исправления или переделки — я это ему обещал. Не забудь это — и если можно, сделай это поскорей»²⁶⁵. Подготовка нового издания фетовских стихотворений превратилась в коллективный труд, ведшийся на протяжении почти всей второй половины 1855 года. Для Тургенева и остального «ареопага», как называл своих «редакторов» Фет, разбор и обсуждение поэтических текстов превратились в своего рода интеллектуальное развлечение, от которого литераторы «Современника» получали большое удовольствие и немало веселились, пытаясь расшифровать «тёмные» или «нелепые», по их мнению, строки:

«Всего забавнее выходило толкование стихотворения “О не зови! Страстей твоих так звонок / Родной язык...”, кончающегося стихами:

“И не зови, но песню наудачу
Любви запой —
На первый звук я как дитя заплачу
И за тобой!”

Каждый, прислушиваясь к целому стихотворению, чувствовал заключающуюся в нём поэтическую правду, и она нравилась ему, как гастроному вкусное блюдо, составных частей которого он определить не умеет.

— Ну позвольте! Не перебивайте меня! — говорит кто-либо из объясняющих. — Дело очень просто: не зови меня, мне не следует идти за тобою, я уже испытал, как этот путь гибелен для меня, а потому оставь меня в покое и не зови.

— Прекрасно! — возражают другие. — Но почему же вы не объясняете до конца? Как же связать — “о не зови...” с концом: “я как дитя заплачу / И за тобой!”?

— Ясно, что эта решимость следовать за нею в противоречии со всем стихотворением.

— Да, точно! — в смущении говорит объяснитель, и всеобщий хохот заглушает слова его»²⁶⁶.

Иногда такие попытки завершались консенсусом. Так, вызвавшую общее недоумение строку объяснил Дружинин, и Тургенев сообщал Фету: «Не мучьтесь более над стихом “На суку извилистом и чудном”. Дружинин растолковал нам, что фантастическая жар-птица и на плафоне, и в стихах может сидеть только на извилистом и чудном суку рококо. И мы согласились, что этого стиха трогать не надо»²⁶⁷. Однако намного чаще непонятные стихи признавались «ареопагом» неудачными, требующими изъятия или замены. «Почти каждую неделю стали приходить ко мне письма с подчёркнутыми стихами и требованиями их исправлений», — вспоминал Фет. Мнение самого поэта учитывалось мало — сказывалось укоренившееся в кружке представление о «телячьих мозгах» и «бессознательном» характере его творчества. «Там, где я не согласен был с желаемыми исправлениями, я ревностно отстаивал свой текст, но по пословице “один в поле не воин” вынужден был соглашаться с большинством...»²⁶⁸ — утверждал поэт в своих воспоминаниях. Получившимся результатом «ареопаг» остался доволен. Дружинин записал в дневнике 29 января 1856 года, после того как работу признали завершённой: «После обеда читали предполагаемое собрание очищенных творений Фета. Впечатление осталось отличное»²⁶⁹. Был удовлетворён и Тургенев, видевший свою заслугу в том, что, как он написал позднее в своеобразной автоэпиграмме, «Тютчева заставил расстегнуться / И Фету вычистил штаны».

Современных исследователей и поклонников творчества поэта напечатанный в феврале 1856 года в типографии Эдуарда Праца сборник «Стихотворения А. А. Фета» часто приводит в замешательство: где в нём автор, а где редакторы? Насколько это издание вообще имеет смысл называть сборником произведений Фета? Замечательный литературовед Борис Яковлевич Бухштаб писал: «По количеству переделок издание 1856 г. являет пример едва ли не уникальный в истории русской литературы. В издание 1850 г. входило 182 стихотворения. При подготовке издания 1856 г. около половины было исключено: перенесено в новое издание только 95 стихотворений; из них в прежнем виде 27, а в переделанном 68»²⁷⁰.