Позиция Фета, выраженная без обиняков в цикле «Из деревни», вполне органична; его воззрения вытекают из самой его практики, идеально соответствуют его сословным интересам и явно оформились тогда, когда он добился первых успехов на поприще земледелия, превратился в «фермера» — сельского капиталиста среднего достатка. Что же, однако, заставило его так резко высказать свои взгляды, которые, как он хорошо понимал, не будут приятны тем «присяжным литераторам» и «недоноскам науки», которые захватили власть в литературе?
Возможно, сказалась резкая поляризация общественной жизни. В то время, когда Фет писал свои очерки, в провинции происходили крестьянские волнения, в университетах — студенческие демонстрации, в Петербурге неизвестные распространяли революционные прокламации и толпы на улицах избивали студентов, которых подозревали в поджогах Апраксина рынка. Аресты сотрудников, публицистов и критиков «Современника» и «Русского слова», наконец самого Чернышевского показали, что проповедники реального, гоголевского направления в искусстве оказались (разумеется, не случайно) заговорщиками, государственными преступниками, а значит, опасными врагами, чья деятельность не только перечеркнула литературную карьеру Фета, но и угрожала ему как гражданину и собственнику, а поведение либералов теперь выглядело уже не как попустительство хамам и невеждам, но как молчаливое поощрение бунтовщиков, грозящих уничтожить остатки порядка в обществе и государстве.
Кульминацией политических страстей стало Польское восстание, начавшееся в январе 1863-го и продолжавшееся почти полтора года. Как и его приятель Боткин, Фет однозначно встал на сторону правительства, одобрял жёсткие действия генерал-губернатора Северо-Западного края графа М. Н. Муравьева и публицистику Каткова, развернувшего в недавно приобретённой газете «Московские ведомости» отчаянную антипольскую пропаганду и подталкивавшего правительство к жёстким мерам в отношении восставших. Фет вспоминал: «Никто не знал, что делать с поляками. И вдруг Катков всенародно сказал: „бить“. И это слово электрическою искрой влетело в народ»{418}
. В таком накале страстей, при нарастающей поляризации общества, разрушении границ между литературой и политикой было трудно удержаться от общего остервенения и не броситься в политическую борьбу, и Фет вставил во вторую часть очерков «Рассказ знакомого с юга» — о том, как на юге России крестьяне сами расправляются с «красными» пропагандистами. Фет, с тревогой следивший за ходом Польского восстания, писал, что, возможно, и ему придётся встать в строй, а пока бросился бить врагов — своих и государства — тем оружием, которым владел лучше всего.