Однако на рецензию можно посмотреть и иначе. Во всяком случае, Катков и Леонтьев, сначала с энтузиазмом воспринявшие предложение напечатать благонамеренную статью о нашумевшем романе, в результате от неё отказались: она пролежала несколько лет в редакции «Русского вестника», в 1866 году Фет предложил её «Отечественным запискам», но и там она была не принята под предлогом устарелости. Шёл август 1863 года, автор романа находился в Петропавловской крепости и готовился отправиться на каторгу, и Катков, всё-таки ощущавший себя литератором, решил, что печатать издевательскую статью, напоминающую запоздалый донос на уже разоблачённого преступника, не совсем этично. Статья так и не увидела свет при жизни Фета, была обнаружена и опубликована уже после его смерти.
Впрочем, репутацию Фета было уже трудно испортить — она была навсегда сделана. Реакционер, крепостник, человеконенавистник, обскурант — таков набор определений, который теперь автоматически связывался в сознании людей (и не только нигилистов) с его именем. Вероятно, Фет если и не был к этому равнодушен, то ожидал чего-то подобного и принял эпитеты, которыми его клеймили, как своего рода знаки отличия. Тем не менее объективно он потерпел поражение — ему не удалось ответить своим врагам и, в общем, пришлось тактически отступить: в последней части очерков, опубликованной в 1864 году в «Русском вестнике», он, с одной стороны, ни на йоту не отступает от своих взглядов, но с другой — говорит чуть «тише», временно оставляет тему народного воспитания, делает меньше обобщений, как будто возвращаясь к форме деревенских зарисовок, преобладавшей в первой части цикла.
Если Фет-публицист к концу 1863 года скорее потерпел неудачу, в очередной раз будучи брошен теми, в ком видел своих союзников, то его хозяйственные дела складывались намного благополучнее. Правда, он продолжал жаловаться друзьям на трудности и бедность, однако эти жалобы уже отчасти начинали их раздражать: с точки зрения терпевшего убытки Борисова или почти безнадёжно погрязшего в долгах Александра Никитича Шеншина дела в Степановке шли великолепно. Даже в публицистических заметках 1863 года Фет не только делится проблемами, но и хвастается успехами, достигнутыми в травосеянии: он на свой страх и риск посеял клевер на яровую пшеницу и получил хороший урожай и того и другого. Сказывались увлечённость, проявившаяся любовь к сельскому хозяйству («Я люблю землю, чёрную рассыпчатую землю, ту, которую я теперь рою и в которой буду лежать… Сегодня засадил целую аллею итальянских тополей аршин по 5 ростом и рад, как ребёнок»{426}
, — писал Фет Льву Толстому 19 октября 1862 года), упорство и расчётливость, готовность учиться тому, чего не знаешь, у того, кто может научить. В моменты острой материальной необходимости помогали Боткины, в особенности с самого начала выказывавший большое участие в семье любимой сестры Дмитрий, известный коллекционер, активный деятель московского Общества любителей художеств. Слово пользовавшегося большим авторитетом в семье Василия Петровича помогало получить кредит у других членов семьи. До богатства, конечно, было далеко, но ощущение налаженного и прибыльного хозяйства было несомненно. Более того, его «владения» в это время расширились.Предложение пришло в 1863 году от последнего оставшегося в живых фетовского брата Петра, ранее вместе с Василием унаследовавшего ливенское имение Тим, в котором Афанасий Неофитович когда-то построил мельницу. Пётр Афанасьевич, очень нерасчётливый в денежных делах, предлагал Фету купить у него имение за те 22 тысячи рублей, которые был должен единокровному брату по векселям, выданным им в качестве компенсации за неполученное наследство[30]
, поскольку платить проценты с этой суммы ему было трудно.Дело затруднялось двумя обстоятельствами. Во-первых, мельница была сдана в аренду соседу Николаю Ивановичу Аксёнову на 12 лет (срок заканчивался через два года). Во-вторых, мельница не работала, будучи фактически затопленной из-за недобросовестных действий купца Бондарева, который, купив ниже по реке «подливной раструс» (водяную мельницу), сломал плотину и вопреки закону построил более высокую. При этом совершивший преступление сосед уничтожил все следы прежней плотины и с помощью подкупленного инженера составил бумагу, что нынешний уровень воды не препятствует работе шеншинской мельницы. По этому делу Пётр Шеншин судился с Бондаревым, и дело дошло уже до Сената. Выиграть суд брат не надеялся, в том числе и из-за материальной несостоятельности — такие процессы требовали немалых денег.
Сделка была рискованной, вместо чрезвычайно выгодного предприятия Фет мог получить только бумажную волокиту и судебные расходы. Но он верил в свои силы и свой характер, а потому решился на покупку. Сделка состоялась 13 сентября 1863 года и обошлась в 1700 рублей (тысячу пришлось для скорости занять под огромный процент).