Афанасий Никитин

О правоверные, себя утратил я среди людей.
Я чужд Христу, исламу чужд, не варвар и не иудей.
Я четырех начал лишен, не подчинен движенью сфер,
Мне чужды запад и восток, моря и горы – я ничей.

Сравнение лирического субъекта этого стихотворения с образом автора в «Хождении», дает, кроме удивительного мировоззренческого сходства, возможность уточнить психологическое состояние Никитина: тяжелые раздумья о потере им «русскости» в среде «чужих» расширяются до пределов философского обобщения, конструирующего иную модель мира: мы имеем ту же сетку координат (ислам – христианство – иудаизм – язычество), только уже обобщенную идеей вселенского универсализма. Акцентированная «непринадлежность» лирического героя ни к одному из элементов всемирной духовной системы координат означает принадлежность ко всем. В еще более раннего суфия Омара ибн аль-Фарида (XIII век), в котором Аллах (по некоторой аналогии с кораническим текстом, где, согласно мусульманской концепции, каждое слово – это прямая речь Бога) говорит:

Известно правое Ученье повсюду, веку испокон,
Имеет высшее значенье любой обряд, любой закон.
Нет ни одной на свете веры, что к заблуждению ведет,
И в каждой – святости примеры прилежно ищущий найдет.

Отрицание ислама в стихотворении Руми и необыкновенно широкое его понимание в стихотворении аль-Фарида возможно на острие многозначности арабского слова «ислам», которое, с одной стороны, обозначает религию со своеобразной обрядностью и догматикой (что может выступать неким ограничением), а с другой – в самоопределении, – всепроникающее философское учение, утверждающее абсолютную покорность (ислам на арабском – буквально «мир, спокойствие, покорность») Творцу, Его знакам (знакам-текстам Корану, Торе, Евангелию, Псалтыри), Его посланникам (Аврааму, Моисею, Иисусу, Мухаммаду) и Его вселенскому плану. В контексте самоопределения ислама можно найти поразительное осмысление понятия «мусульманин», не имеющее аналогов ни в одной культуре мира: религиозный мыслитель аль-Маудуди, рассуждая о многозначности понятия «ислам», пишет, что «так как все созданное подчиняется воле Бога, то вся Вселенная следует религии Ислама, потому что Ислам обозначает послушание и подчинение Аллаху, Господу Вселенной. Таким образом, Солнце, Луна, Земля и другие небесные тела являются мусульманами, так же как и воздух, деревья, вода, животные. Все во Вселенной является мусульманином, так как подчиняется Божьему закону. Даже тот, кто не верит в Бога или молится другому Богу, не Аллаху, что касается его существования, является мусульманином».

Вот какие аргументы в поддержку своей версии высказывает П. Алексеев: «Выражающая идею таухида структура “аль-исм аль-а’зам” в “Хожении” и разворачивается на двух уровнях, о чем до сих пор не говорили в научной литературе о “Хождении за три моря”. Первое – это наименование Бога на четырех языках (“Олло, худо, богъ, данъиры”) утверждает наличие четырех путей к одной цели, каждый из которых может быть, в зависимости от контекста, в равной степени истинным, поскольку “а Мухаммедова вера годится. А раст дени худо донот – а правую веру Бог ведает. А правая вера – единого Бога знать и имя его во всяком месте чистом в чистоте призывать”, пишет сам Никитин. Наречие образа действия “чисто” достаточно четко корреспондирует с идей таухида как “чистого монотеизма”.

Второе – это наименование Бога на арабском языке, в соответствии с коранической традицией, манифестирует идею мусульманской философии о девяносто девяти именах Творца, являющего себя бытию атрибутивно для того, чтобы быть познанным. Из девяноста девяти имен Афанасий Никитин, стараясь передать арабское произношение, включил в текст “Хождения” тридцать три, причем сам характер их употребления свидетельствует о том, что он понимает их не просто как божественные качества, известные христианам: у Никитина божественные качества выступают собственно именами с эксплицитной знаковостью, как и в ветхозаветных книгах Библии: “Но Ты, Господи, Боже щедрый и благосердный, долготерпеливый и многомилостивый и истинный…”. Порой использование Никитиным мусульманских имен Бога производит впечатление авторской вставки при составлении “чистовика” из разрозненных записок, как будто Никитин эмоционально комментировал собственный текст».

В итоге, заключает исследователь, нет никакого сомнения в том, что Афанасий Никитин серьезно обдумывал концепцию «божественных имен». Она явно имела для него большое значение, в некотором смысле формировала его картину мира. И таким образом, «Хождение за три моря» можно воспринимать как первое произведение русской литературы, описывающее сугубо мусульманскую миромоделирующую структуру.