Афанасий Никитин

Есть интересное исследование О. В. Родионовой о том, насколько хорошо Афанасий Никитин знал мусульман, которых он называет «бесерменами» до того, как попал в Индию. Знал, конечно, знал! Ислам и православие в той или иной форме сосуществовали вместе задолго до времен Афанасия. В Твери сохранились упоминания о Татарской слободе, рядом, в Москве к тому времени уже существовали Большая и Малая Ордынки, среди старинных тверских фамилий часто встречаются Толмачевы, то есть потомки переводчиков-толмачей. Иными словами, во времена Афанасия Никитина в Твери, безусловно, жили мусульмане.

Другое дело, что именно в Индии Афанасий столкнулся с угрозой насильственного обращения в мусульманство. С индуистами отношения складывались легче и проще – у «индеян», по сведениям тверского купца, было «80 и 4 веры», причем «вера с верою не пьет, ни ест, ни женится». Как свойственно политеистам, индуисты позволяли иноземцам верить во все, что тем заблагорассудится. Мусульмане же были не такими. Как и православные, они были монотеистами, считали себя «правоверными», полагали, что их вера – единственно истинная. Именно поэтому постоянно требовали от Афанасия, чтобы он обратился в ислам, понуждали его «веру бесерменскую стати». Понятно, что одни исследователи полагают, что он в конце концов поддался, другие – что нет.

Среди тех, кто за «поддался» – американская исследовательница Габриэлла Ленхофф, автор специального исследования «За тремя морями: путь Афанасия Никитина от православия к отступничеству», которое уже самим заголовком высказывает ее идею: Афанасий Никитин не сохранил в Индии православной веры, а обратился в ислам. Ленхофф считает Афанасия купцом, имевшим «какое-то представление о том, что ждало его за Каспийским морем», разведывавшим «легендарные рынки Индии», участником «поисков новых рынков». Верность Афанасия вере была несовместима с его «интересами купца и успехами путешественника», а торговые интересы в Индии требовали его обращения в мусульманство. Свидетельством его отступничества и, в сущности, единственным доказательством тезиса об обращении Никитина в ислам служат для исследовательницы полумусульманские-полухристианские и «креолизированные арабские» молитвы, содержащиеся в «Хождении», а также замечание Афанасия в одном месте его записок о могуществе «Мамет (Махмет) дени» (Магометовой веры). Путешествие Никитина, пишет Г. Ленхофф, «начиналось со стандартной православной молитвы», но заключительная мусульманская молитва «не оставляла сомнений относительно сущности его веры». Вывод этот находится в явном противоречии с многократными утверждениями Никитина о его верности христианству.

Предполагаемый «путь Никитина от православия к отступничеству» противоречит также поведению и судьбе автора «Хождения». Как и обращение в христианство, обращение в ислам совершается путем определенного обряда – но в мусульманстве, в отличие от христианства, обряд этот имеет ясную и очевидную форму обрезания. Если Никитин в Индии обрезался, то ехать после этого на Русь (а ведь он не остался в татарском Крыму, а направился дальше к Смоленску) было самоубийственным актом. За отступничество бывший православный христианин вполне мог подвергнуться у себя на родине смертной казни. Если же Никитин этого решающего обряда не совершил – то чего стоило его обращение в «правую веру» в глазах мусульман? Скрыть свою принадлежность или непринадлежность к исламу было одинаково невозможно и в Индии и на Руси – и одинаково опасно в обеих землях.

В скобках заметим, что П. В. Алексеев, исследователь из Горно-Алтайска, написавший интересную статью «Мусульманский код “Хождения за три моря” Афанасия Никитина», утверждает, что, строго говоря, можно было обойтись и без обрезания. Инициация в исламе осуществляется не формой обрезания, а исключительно вербальным путем – публичным произнесением «шахады» (свидетельства): «La ilaha illa-llah Muhammadur-rasulu l-lah» (по-арабски «Нет бога, кроме Аллаха, Мухаммад – посланник Аллаха»). Обрезание является «сунной», желательной, но не обязательной гигиенической практикой в трех из четырех основных правовых школах ислама (мазхабах), исключая только мазхаб шафиитов.

Тем не менее история Афанасия Никитина до сих пор привлекает исламских исследователей прежде всего потому, что это была первая на тот момент попытка преодоления культурной замкнутости Руси в направлении ислама. Именно это и породило научный спор о религиозной принадлежности тверского купца. Тот же П. Алексеев подчеркивает, что мы имеем дело с картиной мира человека, о которой мы знаем только с его собственных слов, и поэтому невозможно описать религиозные движения Никитина одной из «застывших» характеристик – «мусульманин» или «немусульманин». Отношение Никитина к исламу, а если шире – к вере, к религии – вообще оказывается намного сложнее.