Аферист

— Не переживай на его счет, — он не спеша вкушает щи с положенными к ним пирожками, — никак не могу допустить, чтобы болтал лишнее.

— Я понимаю. И не суюсь.

— А как бы ты поступил? Понимаю твою обиду на него, но поверь, не спущу ничего. Взыщу все, до последней крохи.

— Я как бы сделал? — В голове пронеслись комбинации, опыт поколений и жестокие игры разведок, — хочешь услышать?

— Сделай одолжение, — улыбнулся он, наливая себе рюмку водки.

— Изволь. Я бы сделал фиктивную резидентуру. Под лозунгом «заграница нам поможет». Выявил бы всех неблагонадежных. Спровоцировал бы их на выступление. Потом отделил идеалистов от негодяев. Первых отправил бы в Сибирь поднимать культурный уровень трудящихся малых народностей, вторых повесил.

— Подожди, Андрей, — Дмитрий Семенович перестал жевать соленую семгу, сглотнул и налил еще водки, выпил, не закусывая, — как так просто выявил и спровоцировал? Да они не пойдут. Не дураки, чай. Такое выступление обречено и глупо.

— А это как дело обставить. Не можешь победить, возглавь.

— Гениально! В таком применении пословицу еще не слышал. Кто сказал?

Кто? Много у кого есть схожие поговорки. Но со смыслом о замене руководства врага на свое сказал точно Отто фон Бисмарк. Правда, несколько позже.

— Да слышал где-то.

— И кто возглавит?

— Перевербовать чужую агентуру и заставить выгнать, как баранов, на площадь всю ту шелуху, которой спокойно не живется. А там появится повод отработать их связи и свою силу показать.

Гурский задумался. Водку более не пил. От каши со снетками по случаю поста отказался. Дождался, когда Дуня нальет чай. Выпил несколько глотков и спросил:

— Про Северное и Южное общество тебе известно?

— Просветил Викентий Иванович вкратце.

— И что думаешь? Благородные люди имеют благородные цели. Идеалисты?

Я молча любуюсь хитринкой в глазах. Ничего я не думаю. Потому что ничего не знаю. Не довелось декабристам войти в круг моих интересов. Поэтому я неопределенно хмыкнул на манер Кисы Воробьянинова:

— Да уж.

— Тебя не проведешь. Цели их задают другие люди. Были бы идеалисты, своих крестьян отпустили бы. В соответствии с указом Государя «О вольных землепашцах». Но нет. А все почему? — Гурский поднял палец.

— Почему? — Выдохнул я, подыгрывая.

— Да потому, что вопрос в земле. И во временных затратах на труд. Крестьян отпускать с землей надо. А бунтовщикам требуется ровно наоборот. Как в Англии. Освободят крестьян без земли. И кем они станут? Сейчас, в случае чего, помещик позаботится. И даже обязан кормить при сильных хозяйственных неудачах. А будут навечно батраки у российских лендлордов. Никто и нечего им не обязан. На фабрики, в рабы, восемнадцать часов в день у парового молота или ткацкого станка. И получится такая мутная вода, в которой заведутся самые злые черти. Понимаешь?

Я понимал. Гурский в прямую не говорит, но намек есть. Когда я пытался вникнуть в хозяйство, то изучал экономику крестьянского двора. По всему выходило, что крестьянин затрачивает на сельские работы около ста дней в год вместе с барщиной. Этого с трудом хватает на пропитание. Но хватает. Если убрать барщину, то качество обработки своей земли он может повысить. Остальное время идет на отхожие промыслы. Или многие предпочитают «устроить завод» дома. В чистую прибыль себе.

Для развлечения я посчитал, сколько времени работали мои разбойники. Получилось два дня в неделю. В среднем. Выследить и добыть лося, устроить ловушку на кабана, обиходить огород, заготовить дров этого времени хватало.

Но если у них отнять лес, а у крестьян землю, то либо бунтовать и бандитствовать с известным концом, либо идти на работу. И тогда уже восьмичасовой рабочий день и два выходных в неделю покажутся высшими достижениями современной цивилизации.

Недовольство нарастает. Возникает революционная ситуация. И гибель государства. То, что возникнет на его обломках, мне не понравилось. Но и в сохранении старого я не вижу выхода. Может, знаний мало?

— И кто же ратует за это?

— Самые опасные мысли у некоего полковника Пестеля. Он же Пауль Бурхард.

— И Пестель немец?

— Немец. Учился в Гамбурге и Дрездене. Масон ложи Трех Добродетелей. Возглавил Южное общество в Тульчине. Желает смерти всей царской семьи. Не надо объяснять, с чьей подачи?

— А Северное не желает?

— Господин Рылеев более ратует за республику по американскому типу. Они там Джоржем Вашингтоном восторгаются и Франклином.

— Один из членов Лунного общества, — проронил я.

— Петров просветил уже? Да, и здесь они. Впрочем, довольно безобидные прожектеры. Но за их спинами большая игра. Я скоро уезжаю в Петербург и доложу о твоем предложении.

— Нет. Нет-нет-нет. Я еще ничего не предлагал, — испугался я деятельного огонька в глазах очень тайного советника.

— Мысль дельная. Не спорь. Разом всех бунтовщиков выявить и вычистить. Конечно, потом опять наплодится всяких, но время выиграем.

— Зачем?

— Ты не веришь в самодержавие?

— Я не верю в успех, если оставить все, как есть.

— Так может, примкнешь к Северным?

— Я уже примкнул к тебе.

— Тогда предложи свое. Мы еще вернемся к этому разговору.