Аффект Дьявола

— Нет, я не ищу способа что-то куда-то списать. И прощения не прошу, потому что знаю, что его не заслужила. Но я попыталась всё исправить, пусть не очень-то и получилось.

Оксана кривит губы в улыбке, которая делает её черты заострившимися. И в них столько явственно проступающей болезненности, что кажется, Окс испытывает неимоверные страдания.

— Расскажи мне всё. С самого начала, если ты в силах, конечно.

— Да. Я могу.

Окс сглатывает, тянется за стаканом воды, который передаю ей. Делает несколько жадных глотков, снова откидывается на подушки и закрывает глаза. И опять молчит, будто ей нужно собраться с силами.

— Я не знаю, почему ты не замечала, как на тебя всегда смотрел Невский. Это для меня всё было ясно с первых секунд, но я зачем-то влезла туда, где мне места не было. И за эти шесть лет, что мы были с ним вместе, его так и не нашлось. Он никогда моим не был. В его глазах всегда только ты была. А я влюбилась в него так, что хоть с крыши прыгай, если скажет «нет». А он не говорил. И я знала, что для него — всего лишь замена, и меня это удовлетворяло. Отчасти.

Он говорит торопливо, но складно, как будто давным-давно заготовила эту речь и вот теперь для неё нашлось время. Рассказывает обо всём, что случилось с самого начала, как они начали встречаться с Невским, как ей казалось, что она всё же сможет стать для него кем-то настолько важным, что он забудет обо всех остальных. И я бы могла испытывать в этот момент ревность, но я её не ощущаю. Только ту горечь, что уже чувствовала не раз, и что снова появляется оскоминой во рту.

— А после… я не знаю, что на меня нашло, правда… Но когда поняла, что Дав начал действовать, меня переклинило. Это случилось в ту ночь после выпускного, помнишь?

О, да. Я помню всё в подробностях. И как Невский начал «действовать», и как меня коробило от одной мысли, что всё изменилось. И как пыталась уберечь нашу дружбу, которая уже тогда сошла на нет, и виной этому были вовсе не чувства Дава или я. Всё было гораздо глубже и страшнее.

— Я не зря тебе на Славу указывала не раз. Видела, что он тоже по тебе тащится. Только у него другой повод был. Мы с ним как-то сошлись близко. Сначала пару раз поболтали на каких-то вечеринках, потом я поняла, что он ищет во мне поддержку и помощь, чтобы тебя завоевать. А когда он стал со мной откровенничать, я… Я это решила обернуть в свою пользу. — Окс вдруг приподнимается на локтях, подаётся ко мне, и с лица её сбегают все краски. Лицо становится похожим на восковую маску, черты искажаются от боли, но Оксана всё равно шепчет быстро и сбивчиво: — Я не знала, что всё так окончится, я тебе клянусь! Он говорил что-то о том, что не совсем обычный, что когда ему девочка какая-нибудь нравится, он едва ли не с ума сходит. Маньяком становится. Но я это не воспринимала за чистую монету. Думала, он тебя увлечёт, станет тем, с кем ты построишь семью.

Мне так тошно от этих слов и признаний, что едва сдерживаюсь, чтобы не вскочить и не сбежать. Но остаюсь, потому что слова Оксаны — они словно выстраивают в относительно понятную цепочку всё то, что со мной случилось. Что случилось с нами.

— Ты с ним спала? — задаю тот вопрос, от которого Оксана вздрагивает, закрывает глаза и отворачивается. И может уже не отвечать — всё ясно и так. Невский был прав — всё это лишь хитроумно выстроенный план, и пусть даже Окс не знала о том, что за личиной Славы скрывается самый настоящий маньяк, это ничего не меняет.

— Так, окей, это уже неважно, — заверяю её я. Теперь мне хочется только одного: выйти из этой палаты, сесть в машину Давида и уехать отсюда куда угодно. А потом — начать жизнь с чистого листа. Но есть ещё кое-что, о чём я хочу знать. — Скажи, как так вышло, что ты очутилась в той квартире?

— Слава меня туда позвал. Позвонил, сказал, что всё.

— Что — всё?

— Что больше не сможет сдерживаться.

— Даже не хочу знать, что он имел ввиду.

У меня по спине бегут табунами мурашки. Я уже понимаю, что именно подразумевалось под этим «всё». Паззл сложился окончательно. Вероятнее всего, у Славы всё не в порядке с головой, и порой родители его запирали в той самой квартире, куда он меня и притащил, чтобы спрятать и мучить. И ясным стало то, что именно ожидало меня там в качестве завершающего аккорда.

— А ты ему нужна была как зритель?

— Я не знаю. Но как только он мне позвонил, я поехала к нему, чтобы тебя вытащить оттуда. По дороге Дава набрала, всё рассказала.

— Понятно.

Проходит от силы несколько секунд и я поднимаюсь со стула. Оксана следит за каждым моим движением, и на её лице написано искреннее сожаление. Которое мне совсем не нужно. Это последний раз, когда мы с ней видимся. По крайней мере, мне хочется в это верить.

— Аль… я много дерьма тебе сделала. Подстраивала всякую хрень, но мне сейчас так стыдно за это, ты веришь?

Она снова приподнимается на локтях, видимо, понимает, что ещё немного, и у неё не останется шанса договорить. Просто будет некому сказать всё, что она желает.

— Верю, Оксан. Но сейчас всё.