— Там Окс, — хриплю едва слышно, когда Невский усаживает меня в машину и включает обогрев салона на полную мощность. — Там Оксана со Славой.
— Мне насрать.
Скупо роняет эти два слова, только желваки, появившиеся на скулах, свидетельствуют о том, что Дав доведён до предела.
— Там Окс, Давид… — Я едва не плачу. От пережитого — комок в горле, который колет изнутри. Кажется, ещё немного, и слова не смогу из себя выдавить. — Там наша Оксана.
— Тебе нужно в больницу.
— Там наша Оксана!
Я пытаюсь кричать, но изо рта вырывается только сдавленный всхлип. Невский переводит взгляд на меня, смотрит пристально, словно ему нужно что-то прочесть по моему лицу, после чего закрывает дверцу и идёт к подъезду. А я в тот же миг проваливаюсь в чернильную темноту, в которой — моё единственное спасение.
Прихожу в себя рывком. Вокруг тишина и полумрак. Не сразу соображаю, где нахожусь. То ли спала так долго и крепко, что сейчас с трудом разлепляю веки, то ли действительно была без сознания.
Рядом со мной — Дав. Сидит на стуле и смотрит на сцепленные в замок руки. Он кажется мне совсем другим. Изменился за эти месяцы едва ли не до неузнаваемости. Черты заострились, стали хищными, и от былого Невского, парня, который решал проблемы одним щелчком пальцев, не осталось и следа. Наверное, он повзрослел. Мы все повзрослели.
— Аль… — шепчет он, когда видит, что я очнулась. Поднимается на ноги, чтобы секундой позже опуститься на колени перед моей постелью. — Как ты?
— Я нормально. Что с Оксаной?
Мой вопрос понуждает Давида с силой сжать челюсти. Снова вижу, как желваки играют на выпирающих скулах. Он и вправду мало чем напоминает мне того Невского, которого я знала, но я понимаю, что люблю Давида всё так же.
— Она в реанимации. Врачи не дают никаких прогнозов.
Невский цедит эти слова через силу, на меня не смотрит, отводит взгляд, но я успеваю прочесть абсолютное безразличие, которое мелькает в глазах Дава.
— А Слава?
— Его забрали менты. Сразу после того, как я ему пару рёбер сломал.
— Мама знает, что я здесь?
— Да. Она уже домой уехала. Ты в отключке была несколько часов.
— Круто… Она нормально?
— Да. Но отправить её отдохнуть не сразу удалось.
На красиво очерченных губах Давида мелькает подобие слабой улыбки, и я чувствую уродливую эйфорию. Всё ведь закончилось. Теперь Слава — пройденный этап моей жизни, хоть меня с ним до сих пор связывают штампы в паспортах. Но это решаемо. Самое главное, что мне удалось вырваться из своего маленького персонального ада, и я совсем не о квартире, где он меня запер.
— А что врачи говорят обо мне?
— Аленький, ты меня не перестаёшь удивлять. Это вообще первое, что ты должна была спросить.
— И всё же?
— Переохлаждение, стресс, обезвоживание. Ушибы.
Он не выдерживает напряжения, в котором пребывал всё это время. Вскакивает с места и начинает ходить по палате, только полы светлого халата за ним — словно крылья.
— Этот гондон тебя бил?
Зачем он спрашивает то, что и так очевидно?
— Ремнём.
— С-с-сука!
Он почти что выкрикивает это слово, и в нём столько неприкрытой ярости, что становится страшно даже мне.
— Дав… иди ко мне.
Невский как будто не сразу понимает, что я ему говорю и чего хочу. Поворачивает голову в мою сторону, окидывает меня невидящим взглядом. Снова возникает ощущение, что передо мной — существо из параллельного мира. Теперь мне не страшно, а жутко — только боюсь я не Дава, а того, что придумала его себе в бреду, когда сидела на полу в квартире Славы. И продолжаю сидеть там сейчас, а всё окружающее — плод моей фантазии.
Невский всё же делает шаг к моей постели, снова опускается возле неё и берёт меня за руку. Его пальцы подрагивают, и я крепко вцепляюсь в них, как будто мне нужно удержать Давида возле себя.
— Со мной всё хорошо, — заверяю я его.
— Этот сучонок тебя бил.
— Это в прошлом. Сейчас со мной всё хорошо. Ты ведь… никуда не исчезнешь?
— Нет. Никогда. Больше я от тебя ни на шаг.
— Как интересно. И в туалет со мной будешь ходить?
Неуклюжая попытка пошутить, но я хочу хоть как-то разрядить обстановку.
— Если понадобится — буду.
— Хорошо, я не против.
— Это радует.
Возникает пауза. Дав застывает рядом каменным изваянием. Я не знаю, что у него в голове, какие мысли бродят у Невского относительно Славы и Оксаны. Зато понимаю, что хочу знать их все до единой, потому что сюрпризов с меня достаточно.
— Обещай мне, что ты ничего не станешь делать без моего ведома.
— Что именно?
— Я не знаю, Дав. Просто боюсь.
— Чего?
— Что ничего ещё не закончилось.
Голос выдаёт меня с головой. Дрожит от волнения, и я ничего не могу с этим поделать. Но и не поделиться с Невским опасениями не могу.
— Всё закончилось, Аленький, — заверяет меня он. Подаётся ко мне и прижимается губами к моим губам. Это то, что мне нужно. Чувствовать, что Давид настолько рядом, и что он принадлежит мне, что бы ни случилось.
— Точно?
— Да. Как только тебе станет лучше, мы уедем. Из страны.
— А как же мама?
— Заберём её с собой.
— А что с моим браком?
— Это всё решаемо, ты же знаешь.
— Знаю.
— Вот и всё. А сейчас отдыхай и ни о чём больше не думай. Хорошо?
— Хорошо.