На его лице только на мгновение появляется растерянность, которая тут же сменяется удовлетворением. Он поднимается с пола, идёт к двери, и за каждым его движением я наблюдаю с такой жадностью, будто это единственная вещь, на которой стоит сконцентрироваться.
Слава распахивает дверь — мне видно это с того места, на котором сижу. Мне нужно кричать. Кто бы ни был там, по ту сторону, я обязана закричать и дать знать, что в опасности. Но все звуки исчезают, когда узнаю в пришедшей… Оксану.
Муж, похоже, ни капли не удивлён её визиту. И я теперь, пожалуй, тоже. Стоит только первой оторопи пройти, как в памяти вспышкой появляются слова Дава. Он ведь не раз говорил, что Оксана замешана в это по самую макушку. И вопреки здравому смыслу внутри появляется горечь, когда вижу воочию, что Невский был прав.
Я просто смотрю на свою некогда лучшую подругу и криво улыбаюсь. Я же за неё жизнь была готова отдать. Без вопросов, без нужды, без сомнений. Она и Дав — вот два человека, что были оплотом моего существования. И за это существование я цепляться была готова руками и ногами. Даже сейчас, когда уже давно поняла, во что превратились наши отношения, я ощущаю в груди неизбывные горечь и сожаление, что ничего уже нельзя исправить.
Оксана заходит в квартиру с видом, будто она здесь хозяйка, а на меня вновь наваливается усталость. Или апатия — уже не разобрать. И только воспоминания о Невском — то единственное, за что я хватаюсь, как за соломинку. Тону в том дерьме, что с нами со всеми случилось, и хватаюсь. Уже зная, что одна не выплыву.
Окс не запирает за собой дверь. Прикрывает её, оставляя крохотную щель, но не захлопывает, и стоит только Славе отвернуться, находит взглядом мои глаза и даёт понять, чтобы я вставала и перемещалась к двери.
Это так неожиданно, что я тупо сижу несколько драгоценных секунд, теряя их вместе с верой в то, что Оксана хочет мне помочь. Может, я себе нафантазировала всё? И взгляд этот её, в котором сквозит то, что настолько узнаваемо, будто передо мной снова та лучшая подруга из прошлого. И что помочь мне хочет. Потому что понимаю: если не она, то уже никто.
— Слав, а почему жена твоя на полу? — интересуется она словно бы невзначай. — Пусть уже поднимется.
— Она отдыхает.
Ни черта я не отдыхаю. И всё бы отдала за то, чтобы не только подняться, но и оказаться как можно дальше от этого места. И верить сейчас так хочется, что Оксана хочет мне помочь. Верить, вопреки здравому смыслу, который буквально вопит об обратном.
Слава подходит к столу, выдвигает ящик и с самым безмятежным видом начинает перебирать ножи, спрятанные внутри. И я решаюсь. Внутри, под кожей, по венам растекается осознание — или я поднимусь сейчас или так и останусь на этом полу. Не делая резких движений, действуя осторожно, я встаю на ноги, и только мне это удаётся, как Окс выкрикивает:
— Беги, Аленький!
Дальнейшее укладывается в какие-то доли секунды. Из последних сил мчусь к двери, хватаюсь за ручку и тяну её на себя. Она такая тяжёлая, будто бы неподъёмная. Чертыхаюсь сквозь крепко стиснутые зубы, когда мне кажется, что я не смогу с ней совладать, и когда это всё же удаётся сделать, оборачиваюсь на пороге. И вижу, как Слава делает какое-то неуловимое движение рукой, а Окс вздрагивает и сгибается, словно её ударяют кулаком в живот.
К чёрту всё! Плевать на Оксану, на ненужное желание попытаться ей помочь. Мне нужна только свобода, которую уже вдыхаю в лёгкие огромными порциями, стоит только пробежать к чёрной лестнице и устремиться вниз. Я бегу босиком, перепрыгивая ступени огромными шагами, едва не ломая ноги. И в голове только одна мысль: только бы Слава не побежал следом…
Часть 31
Оказавшись на улице, судорожно оглядываюсь. Куда бежать — не знаю. Это совершенно незнакомый мне район, в котором могу плутать хоть до утра. И мне было бы плевать на это, лишь бы только спрятаться от Славы, если бы не одно «но». Я вымотана настолько, что могу упасть без сил и уже не встать. И босиком особо не побегаешь.
Когда вижу какое-то движение справа от себя, инстинктивно поворачиваюсь и срываюсь с места. Бегу к человеку, что движется в мою сторону. Движется быстро, перемещаясь с какой-то сумасшедшей скоростью. В нём — столько всего знакомого, до боли родного, что сердце захлёбывается кровью. Или я это придумала себе? Ведь мне так нужно видеть рядом со мной Давида.
— Аленький! — кричит он, что есть сил, и всё исчезает.
Я буквально падаю ему в руки, словно из меня разом выкачали весь воздух. И единственное, на что меня хватает — безвольно повиснуть на Невском.
— Господи… господи, — шепчет он беспрерывно. Никогда не слышала, чтобы Дьявол молился. Никогда не замечала в его голосе таких ноток. Будто его приговорили к казни и он был готов умереть, а теперь получил помилование.
Дав подхватывает меня на руки, разворачивается и куда-то идёт. И мне хочется закрыть глаза и заснуть. Только в голове вспышкой воспоминание о том, как Слава бьёт Оксану.