— Славик, Аля мне сегодня нужна, по хозяйству, — бормочет мама, и я впервые вижу её настолько растерянной. И понимаю это чувство на все сто. Я и сама уже не контролирую то, что со мной происходит.
На моём предплечье смыкаются пальцы Славы — железной хваткой, которая приносит только боль. Я снова в том самом кошмаре, что уже пережила, когда муж приехал пьяный домой ночью, только теперь в персональном ужасе рядом со мной — мой самый близкий человек.
— Аля приедет потом.
Он дёргает меня к себе с такой силой, что я едва не падаю, и когда вижу, что в свободной руке Славы мелькает лезвие ножа, мне становится окончательно нехорошо. К горлу подступает тошнота. Передо мной — ненормальный псих, место которому — совсем не среди здоровых людей.
— Не трогай её! — кричит мама, и пытается встать между мной и Славой, на что он пихает её с такой силой, что она отлетает к противоположной стене.
— Хватит!!! Слышишь, хватит! — кричу я, пока он волоком тащит меня к выходу из квартиры. Тапочки спадают в тот момент, когда запинаюсь на пороге. Оборачиваюсь, находя взглядом маму, которая поднимается, тяжело опираясь на стену, и очень надеюсь, что она не побежит следом.
Слава впихивает меня в машину — едва ли не босую, трясущуюся от озноба, что охватывает меня всю крупной дрожью. Напоследок припечатывает таким взглядом, по которому становится ясно — стоит мне только рыпнуться, и он за себя не отвечает. Я могла бы попытаться выбежать, добраться до двери в подъезд, понадеявшись на то, что мне удастся проникнуть в него без ключей… Но я не могу позволить себе такой роскоши. Если Слава поймает меня — будет ещё хуже. А если всё же смогу убежать босиком — буду болтаться по двору и прятаться от собственного мужа. Одна, без телефона, без понимания, что делать дальше.
— Что ты творишь? — выдавливаю из себя, когда Слава заводит мотор и срывает машину с места.
— Ты моя жена и должна быть рядом.
У него дикий взгляд. Мне даже не нужно смотреть в глаза Славы, чтобы это понять. Достаточно вглядеться в профиль мужа.
— Я и так была бы рядом, — говорю как можно спокойнее. — Просто съездила к маме.
— Больше никакой мамы.
Слава снимает одну руку с руля, чешет щёку — отрывисто, рваными движениями, оставляя на коже белые полосы от ногтей. И это страшно. Всё, что он делает, настолько страшно, что мне хочется вопить от ужаса.
— Что значит — никакой мамы?
— Значит, что ты под домашним арестом.
— Я — не твоя рабыня.
— До этого ею не была, но теперь всё будет иначе.
— Сволочь!
Я машинально кидаюсь к нему. Хватаюсь за руль, машина виляет в сторону с диким протяжным звуком, когда случайно нажимаю на клаксон. Слава отпихивает меня с такой силой, что я ударяюсь о стекло на пассажирской дверце, и некоторое время оглушённо моргаю. И только адреналин, проносящийся по венам с огромной скоростью, не даёт мне отключиться.
— Ещё раз так сделаешь, я тебя грохну, сука, — цедит Слава, понуждая меня сжаться в комок на сидении. — А потом вернусь и убью твою блядскую мать. Поняла?
Он выплёвывает эти слова с такой бешеной злобой, что меня начинает тошнить. И я ему верю. Он действительно способен сделать всё то, о чём говорит. И я вполне бы могла сама почувствовать злость и высказать ему всё, что думаю о его словах относительно моей мамы. Если бы не одно «но». Я в безвыходной ситуации, выйти из которой могу только я сама. И в которой мне вряд ли кто-то сможет помочь. И даже если сейчас к горлу подкатывает тошнота, последнее, что могу себе позволить — сдаться.
Только я сама. Меня вряд ли кто-то вытащит из той задницы, в которой я очутилась. А это значит — мне нужна холодная голова в борьбе с тем больным уродом, заложницей которого я стала.
Часть 29
— Куда мы едем? — нахожу силы выдавить из себя через несколько минут. За окном мелькают улицы и дома, сливающиеся в одно сплошное пятно. Не совсем понимаю, где именно мы сейчас, но воспалённый мозг пытается запомнить хоть что-то.
В салоне ощутимо холодно. Меня всю трясёт — не могу сдержать дрожь, колотящую всё тело.
— Сюрприз, — цедит Слава. И он, в отличие от меня, выглядит совершенно уверенным и спокойным. Словно наконец получил то, к чему стремился.
— Слав… Это всё неправильно. Так быть не должно.
— Что именно? Секс твой с Невским, например? Трахаешься с ним до сих пор?
Эти слова он тоже произносит совершенно безмятежно, как будто мы с ним сидим за столом во время тихого семейного ужина и болтаем о том, как у кого прошёл день.
— Я о другом. Всё, что ты делаешь — неправильно.
— О, ты заговорила о правильности, родная? Очень вовремя.
Всё, что едва не срывается с моих уст, приходится удержать в себе. Исправить что-то невозможно, но есть надежда, что с мамой всё в порядке, она позвонит в полицию и меня спасут. А значит, я буду молчать, потому что вряд ли достучусь до того, кто сидит рядом.
— Проходи, — Слава толкает меня в спину, когда застываю на пороге незнакомой мне квартиры. Она — в спальном районе, в одном из одинаковых коробок-домов с безлюдным и глухим двором. С виду — совсем небольшая и необжитая.
— Слава… не надо так, пожалуйста…