Мне хочется спросить, что будет теперь, и в то же время я боюсь услышать то, что снова принесёт мне только боль. Как бы то ни было, даже если это был последний раз, когда я с Давом, это только укрепило мою уверенность в том, что моё замужество было ошибкой. И даже если бы Слава вёл себя иначе, был предупредительным и заботливым, я бы к нему не вернулась.
— Когда ты с ним разведёшься? — спрашивает Невский, и я испытываю чувство облегчения, смешанное со страхом. Страхом, что это всё, чего он от меня хочет.
— К маме завтра вернусь, потом на развод подам, — откликаюсь тихо, наблюдая за тем, как в окно, с той стороны, бьётся мохнатая ночная бабочка.
Точно так же и я всегда летела на огонь Невского. Зная, что если не сгорю, то опалю крылья. И всё равно — мчалась по первому зову, даже если он не звал.
— Хорошо. Я хочу, чтобы ты с ним даже близко не встречалась. Теперь всё иначе будет.
Это его «всё иначе будет» заставляет меня перевернуться на живот и всмотреться в черты лица Давида. Такие бесконечно знакомые и одновременно неведомые. Будто совсем на другого человека смотрю, но знаю, что это Невский.
— Что иначе будет?
— Всё. Ты моя, помни это, Аленький. У тебя в ответ — весь я. Со всеми моими недостатками, но тебя это вроде пугать не должно.
На его губах появляется кривоватая улыбка, он приподнимается и тянется ко мне за поцелуем, и в этот момент я действительно готова лгать себе и всему миру, что всё именно так, как и должно быть. И чувствую себя, словно вернулась туда, где и было всё это время моё место.
— Ты думаешь, у нас получится? — шепчу едва слышно, когда отстраняюсь. И вижу, что на лице Невского написана уверенность. И я черпаю её, зная, что могу обмануться.
— Получится. У нас всё получится. Как только развод получишь, распишемся и свалим отсюда.
— Куда?
— А это важно?
— Не знаю.
— Если хочешь, останемся. Меня ничего не держит, но…
— Я пока правда ничего не знаю. У меня сейчас из всего, что связывает с этим городом, — только мама.
— Хочешь, и её с собой заберём?
— Хочу.
Сейчас, когда мы снова вместе, и когда нет никаких выяснений отношений вроде того, кто из нас с кем спал и что кому должен, всё обсуждаемое кажется и впрямь решаемым. Всё ведь так просто и легко, если мы оба хотим одного и того же.
— А что с Окс? — задаю тот вопрос, которого в любой другой момент боялась бы. Избегала бы всеми правдами и неправдами.
— А ничего. Мы с ней разошлись.
— Как ты насчёт ребёнка выяснил?
— Сама призналась, когда я на УЗИ с ней собрался. Истерику мне закатила, что это я виноват. Вынудил её придумать ложь, чтобы только она получила то, на что имеет полное право.
— Ясно. А что со Славой?
— Ты про его участие в этом всём?
— Да. Он-то тут каким боком?
— А муж твой с Оксаной общался всё это время плотно. Даже смс ей ночами слал.
Невский садится на постели, повернувшись ко мне спиной. Берёт со столика пачку сигарет и прикуривает. Мне даже не хочется протестовать на его «муж твой». С этим ведь не поспоришь.
— Это не означает, что они что-то придумали с ребёнком.
— Ты его защищаешь? — полуоборачивается ко мне Давид.
И я делаю то, чего мне так хочется. Поспешно подаюсь к нему, обнимаю его со спины и прижимаюсь так крепко, будто хочу раствориться. Впрочем, я бы и желала раствориться, если бы могла.
— Нет. Я просто даже думать не хочу, что всё настолько ужасно.
— Вот и не думай. Сейчас всё решим с тобой и всё. Хватит. Я уже зае*ался ждать, когда всё встанет на свои места.
— Невский!
— Что?
Он тушит окурок в пепельнице, оборачивается ко мне и секундой позже я вновь оказываюсь распростёртой под его телом. И это единственное место, где мне хочется сейчас быть.
— Не смей выражаться.
— Вот ещё! Тут по-другому не скажешь.
— Согласна. Но…
— Но?
— Просто поцелуй меня, и пошло всё к дьяволу.
— И пошло всё к дьяволу.
Он наклоняется, прижимается губами к моему рту, и в этот момент мне хочется верить, что всё действительно будет так, как мы оба того желаем.
Домой я возвращаюсь к вечеру следующего дня. Невский отпускает меня только когда получает заверения, что уже завтра я подам заявление на развод и после — вернусь к нему. Когда сижу в такси и смотрю на проплывающий за окном пейзаж, понимаю, что впервые за долгое время я в ладу сама с собой.
Мы обсудили наше будущее вскользь, но большего мне и не надо. Достаточно верить в то, что это самое будущее, общее с Невским, у нас обоих есть. В этом случае мне хочется всего, чего бы он ни захотел и ни предложил — уехать вместе на другой конец света или остаться здесь. Просто просыпаться утром в одной постели, идти вместе завтракать, а вечером встречаться в нашей квартире, где будет только наш маленький мир.
— Я так понимаю, что у тебя всё хорошо, — с улыбкой произносит мама, когда я вхожу в кухню, где она опять хозяйничает. От этой картины, такой вроде бы привычной, сжимается сердце. Нужно будет отправить маму на отдых, а то даже и припомнить не могу, когда она куда-то уезжала.
— Да. Хорошо. Я у Давида была.
— Здорово.
Она снова устало улыбается и, отвернувшись, нарезает яблоки для компота. И по её напряжённой позе чувствую — что-то не так.