Афган, любовь и все остальное

В этом кишлаке мы пробыли трое суток, и почти подружились с местными. По крайней мере женщины поили командира каким то отваром и кормили нас пресными лепешками с рисом. И многие женские глаза сверкали огнем на моих бойцов. И совсем не от ненависти. Все тогда закончилось благополучно. А через пять суток пути на нас наткнулись три вертолета. Мы, как и положено, выпустили красную ракету и две зеленых. Мол свои, нужна помощь. Одна «вертушка» вскоре зависла над нами. Через пять минут загрузились на борт и вернулись на базу. Вертолетчики час назад высадили большую десантную группу и шли домой. Повезло тогда. Надеюсь, что и сейчас все получится так же благополучно. Хотя нет, тогда ложка дегтя в бочке с медом все же случилась. Через месяц я узнал от вертолетчиков, что кишлак, который нас приютил и обогрел, был фактически сметен с лица земли ракетно-бомбовым ударом, как оплот моджахедов. У меня теплилась надежда, что это может быть совсем не этот, а другой, мне неизвестный кишлак. Но это я обманываю себя. Ведь карту того района помню и сейчас назубок. Как и глаза афганских женщин, украдкой выстреливающих в меня с очень большим любопытством, а может быть даже симпатией. И я тогда, еще очень далекий от Бога, плакал и горячо молился. И просил Всевышнего, чтобы он донес до этих афганских жителей, которые уже на небе, что это не я навел смерть на них. Я конечно, во многом виновен, но в этом случае полностью в стороне. Этот кишлак мне до сих пор снится, как и его жители. С которыми я соприкоснулся так близко, и так трагично. Будь проклята война и те, кто ее развязал. Думаю так, а вот сегодня сам ввязался в другую войну, криминальную. И ввязался совсем не по принуждению, не от безвыходности, и не от стечения злых обстоятельств. И чем все это для меня закончится, одному Богу известно. Но думаю, что плохо. Тогда мы спасали себя и командира. Выбрались живыми оттуда, откуда нам путь был заказан. Тогда я принял единственное правильное решение. Страшное и для них, и для нас. Играл тогда или нет, я и сам уже не пойму. А может и вправду был готов открыть огонь по безоружным людям. Что было, то было. И это все в прошлом. Надо думать о дне сегодняшнем. Вот и сейчас принял такое же страшное решение. А правильное ли оно, только будущее покажет.

Этот боевой выход был последним в моей армейской судьбе. Через месяц дембель, и возвращение домой. Я увиделся с командиром у него на родине, в Подмосковье. И не просто увиделся, а прожил в его большом доме, окруженным яблоневым садом, полторы недели. Меня отогрела любовью его соседка Галочка Зотова. Мама трехлетней дочурки Оленьки, и жена сурового мужчины, зарабатывающего на хлеб в далекой Тюмени. Громадное ей спасибо. Приблизила, подарила женское тепло совсем не от великой любви, бабского голода и одиночества. С этим у нее красивой, молодой женщины как раз проблем то и не было. Смеясь сказала, что пожалела бедного солдатика. Чтобы его не «охомутала» другая соседка, девятнадцатилетняя Алена. Мол мегера она по жизни, как и ее мамочка. Обе своей красотой не одному мужику мозги запудрили. В общем, не сделал выводов из прошлого. И вот сегодня снова на пике крутых событий. Снова запятнал свои руки кровью. Снова душа мечется и стонет, как от воспоминаний о сожженном кишлаке. И весь я в тоске – безнадеге. Ведь не понимаю во имя чего собственноручно уничтожил свое счастье. Слушаю своих старших товарищей и слегка психую. Они довольны, весело смеются и радуются жизни. Ведь еще одна проблема решена и дорога к богатству, которое в их понимании и есть счастье, уже открыта. Остался всего лишь небольшой штрих, чтобы дожать противника. Надо провести акцию устрашения, которая покажет всем этим с Кавказа кто в доме хозяин. И в этом моя роль как всегда главенствующая. Ведь ее осуществят мои парни, боевики, как модно сейчас называть бандитов. А мысли совсем о другом, о себе несчастном и бедном. Всем из себя запутавшемся. Так придавленном жизнью, что накатываю стопку за стопкой не останавливаясь. Пока Петрович, осознав что со мной происходит что-то не совсем ладное, не пресекает мои алкогольные возлияния.

– Что с тобой, Дима? Ты не как в полной депрессии.

– Ну не в полной, но где то рядом.

– Что случилось? Поделись ка с нами. А то тут дело ответственное на носу. Ты главный исполнитель и депрессуха. Непорядок конкретный.

– Все в порядке. Пока до дела дойдет все путем будет. Накатило что-то непонятное.

– Ну коли так, тогда лады. Кстати, сколько человек собираешься задействовать?

– Я как понял, там собираются постоянно семь человек. Сторож восьмой, но он не при делах. Из тех семи четверо бойцы, остальные мясо. Так что и пойдут семеро.

– А не мало?

– Сколько есть.

– Ты же говорил, что под твоим началом уже больше пятидесяти бойцов.

– Так оно и есть. Но эти семеро готовы на все. За них я ручаюсь. Остальные пока что еще «сырые». И заработать хочется, и тюрьмы боятся. Они пока просто масса, толпа.

– Понятно. Семь так семь. Тебе виднее. Если есть вопросы, то сейчас все выясняй.

– Акция через неделю, как я понял?

– Плюс минус два дня.