Афган, любовь и все остальное

Оттягивать встречу с Катей уже просто невозможно. Прошло три дня, как в доме отсутствуют мои самые любимые. И за эти три дня я не сделал ни одной попытки что-то предпринять. Почему я так поступаю? Почему не набираю знакомый номер телефона? Кажется, я элементарно боюсь. Без коньяка, как говорят в народе, поджилки трясутся.

Поехал на Гризодубова рано поутру только в субботу, чтобы гарантированно застать всех дома. И, конечно, застал, не мог не застать. Ведь на часах всего десять. Ноги словно свинцовые, еле тащусь на знакомый третий этаж. И с трудом себя удерживаю, чтобы не повернуть назад в уютный полумрак квартиры к коньяку. Никогда не думал, что мне может быть так страшно. Как я гляну в глаза моей любимой женщины. Не представляю, что скажу. Слов нет для оправдания. Да и не смогу я оправдываться. Наверное было бы проще, будь мы одни. А в присутствии Марины Владимировны, которая непременно примет участие в наших семейных делах, я толком то и сказать ничего не смогу. Если все по настоящему серьезно, то останется только одно: принять все как есть и поступить, как поступают настоящие мужики. А как они поступают, черт их знает. Думаю, у каждого это свое сугубо индивидуальное.

Дверь открыли, не спрашивая, как будто ждали. Едва переступил порог, так сразу почувствовал напряженность моих новых родственников. Никто мне не сказал здравствуй, мол проходи, располагайся. Тесть сразу ушел в спальню. Он не боец, и слишком интеллигентен, чтобы ввязываться в разборки. И очень уж зависим от жены, чтобы сказать доброе слово в мой адрес. Катя смотрит на меня почему то испуганно. И постоянно запахивает ворот своего голубенького халатика. Она в нем вся такая родная и близкая. Такая любимая, что мне невыносимо хочется прижаться к ней и расплакаться. Может так и поступил бы, не будь между нами ее мамы: сильной и волевой женщины, которая несмотря на раннее утро, одета почти официально. Строгое серое платье с ослепительно белым большим воротником. Прямо судья настоящая. Почему мне всегда в глаза бросается ослепительно – белая официальность одежды? Глядя на которую, испытываю легкую робость. Почему это вызывает у меня неприязнь, если я сам отношусь к белым рубашкам почти с любовью. И первая здравая мысль чуть облегчает мое состояние. Может она куда то собралась. И вот прямо сейчас оставит нас одних. Но нет, такой подарок теща не намерена делать непутевому зятю. Она готова к борьбе, и кажется уже вся в пылу сраженья. Щеки так и отливают румянцем. Глаза в праведном гневе сверлят меня в упор. А ноздри благородного, точеного носика слегка подрагивают. И, кажется, ее злит мое спокойствие. Знала бы она чего это мне стоит. Надо не обращать на нее внимания. Моей принцессы, моей Дашутки нет, она в Катиной комнате. А может так оно и лучше? Увижу ее и точно развалюсь от жалости к себе, к своей непутевой жизни. А не видя ее миленького личика, такого родного и любимого, хоть сохраню видимость твердости. Мол все делаю правильно, все для семьи. И если будет приказано катиться на все четыре стороны, поступлю как мужчина, как воин. Молча выйду за дверь.

Молчание затягивается. Сижу на краешке дивана, как бедный родственник. Мне сказать нечего. Глядя на решительность тещи, понимаю, решение уже принято, и мне его сейчас огласят. Как приговор в суде. Пытаюсь поймать Катин взгляд, но она упорно отводит глаза в сторону. Марина Владимировна начинает говорить сурово и решительно, как прокурор, а может как судья. Я в этих тонкостях не разбираюсь. Не сталкивался с ними. Но почему то Марину Владимировну представляю именно в этом качестве.

– Наконец то соизволили появиться. Хотя зачем? Все решено и определено. – понятно, решение принято. И не трудно представить какое. Брак любимой дочурки неудачен однозначно. И стоит ли терять на него время, если зять занимается непонятно чем и вполне может оказаться в местах не столь отдаленных. А пока дочь молода и красива, надо решительно подтолкнуть ее к повороту. Надо менять судьбу в лучшую сторону. Если решение принято, то стоит ли открывать рот. Дождусь его озвучивания и просто покину эту квартиру. Но Марина Владимировна явно ждет каких то моих слов. Ей такая легкая победа не очень нравится. Хочет видно выплеснуть всю свою накопившуюся злую энергию, хочется грома и молний. Ведь она наверное долго к этому готовилась. Но я ее опережаю, вставляю слово.

– Марина Владимировна, можно мне с Катей наедине поговорить? – женщина взрывается мгновенно.

– Нет и еще раз нет. Ваши поступки за вас говорят. И будет очень хорошо для всех, если вы оставите в покое нашу дочь.