Афины. История великого города-государства

После заупокойной службы тело привезли на соборную площадь. С горы Ликабетт прогремел салют из десяти орудий. Высшие военные и религиозные почести воздавались женщине, которая никогда не претендовала на святость – а однажды выразила надежду, что современным войнам и военным расходам можно было бы положить конец теми же методами, которые использовались в «Лисистрате», древней комедии Аристофана. Другими словами, женам могущественных мужчин нужно устроить сексуальную забастовку, чтобы принудить «всех Джонов, Жанов и Иванов», распоряжающихся оружием или ракетами, выбрать мир.

Это, несомненно, было самое прочувствованное прощание с женщиной, какое когда-либо видела современная Греция. Большинство греков понимали про Меркури одну простую вещь: она завоевала всемирную славу, пропагандируя наследие своей страны в форме не высокоумной и утонченной, а дерзкой, уверенной и веселой. Она бесстрашно выступала от имени страны, считавшей себя не понятой миром, и добивалась серьезного отношения к себе со стороны могущественных мужчин. Она бросала вызов ученым и музейным кураторам из дальних стран, присвоившим себе роль хранителей греческой культуры, и предлагала новое толкование греческости – причем делала это со страстью, игривым обаянием и неподражаемым хрипловатым смехом.

Ритуалы, отмечающие важные вехи жизненного пути, по самой сути своей предполагают возможность заглянуть в прошлое и в будущее. Но кроме того, они могут проявлять некоторые глубокие, парадоксальные истины. Грандиозное бракосочетание 1964 г., подарившее Греции самую юную в мире королевскую чету, сопровождалось множеством беззаботных рассуждений о будущем долгом и счастливом царствовании, которое, быть может, даже сравнится с пятидесятилетним правлением Георга I, основавшего династию веком ранее. Но у тех, кто умел разобраться в предзнаменованиях, было достаточно оснований опасаться гораздо более мрачного исхода. Конституционная монархия подходит странам вроде Дании, в которых существует традиция политического согласия и компетентного правления; в Греции не было ни того ни другого.

Похороны Мелины Меркури и Андреаса Папандреу стали завершением целой эпохи. Несмотря на весь их радикализм, оба они происходили из старых политических династий, дни которых были сочтены. Мелина была представительницей феминистского течения, оказавшегося малопригодным в XXI столетии: она негласно признавала ведущую роль мужчин в принятии решений и в то же время старалась подрывать ее при помощи коварного флирта. Идеология Андреаса Папандреу часто казалась отстающей от мировых тенденций: он все еще строил централизованное, гипертрофированное государство в то время, когда даже среди левых все шире признавался провал государственно-бюрократических систем социалистического толка. Он обхаживал престарелых тиранов Варшавского договора, которым суждено было вот-вот исчезнуть со сцены международной политики. Его идеи лучше подходили его греческим сторонникам, относившимся не к революционному пролетариату, а к среде мелких предпринимателей и земледельцев, строителей и собственников поликатикия. Получая кредиты и используя европейскую помощь, он находил средства не на разрушение, а на поддержку старых структур греческого общества с их позолоченными украшениями, защищавших малочисленные группы интересов, но довольно дурно служивших общим интересам общества. Однако в мире, идущем по пути безжалостной глобализации, и эти политические фокусы не могли удаваться бесконечно.

Тем не менее некоторые похороны бывают обращены в будущее, и это может быть никак не связано с возрастом усопшего. Прощавшиеся с Сеферисом не могли знать, что, распевая его стихи, они дадут Греции новый национальный гимн. Но в том, что они называли его атанатос – бессмертным, – была глубокая истина: прозорливость Сефериса выходила за пределы, установленные временем, и позволяла ему видеть, что кошмару правления полковников рано или поздно будет положен конец, хотя и дорогой ценой.

Афинский мэр Трицис не считал себя непогрешимым, и в этом-то и состояло его достоинство. Он искренне стремился сделать жизнь в Афинах лучше и ради этого готов был пробовать то одни, то другие средства. Из-за того что его жизнь прервалась в самый разгар деятельности, привычные похоронные клише о человеке, который «добивался своих целей» или «осуществлял свою мечту», казались пронзительно точными и вполне могли вдохновить на подражание его примеру. Тот факт, что он вырос в гораздо более благоприятных условиях – на острове Кефалония, – вероятно, удвоил его решимость освободить Афины от худших крайностей городского упадка. И даже в наши дни всякий, кто предлагает какой-либо проект, направленный на превращение Афин в место, более пригодное для жизни, с удовольствием ссылается на Трициса.

20 Гордость, падение и неопределенное будущее (2000–2018)