Африка африканеров

Напротив нас садится молодая африканка с маленьким ребенком на руках. Она показывает свой пропуск, словно одного его вида достаточно для того, чтобы все объяснить. Разобравшись в бесконечном количестве штампов и записей, мы поняли, наконец, что она обязана жить в резервате в Транскее; вот уже четыре месяца как она нелегально находится в Кейптауне, недавно ее арестовали и теперь она ждет суда.

Г-жа Смит терпеливо выслушивает все объяснения. Муж этой женщины работает в Кейптауне меньше пятнадцати лет, а потому его молодой жене не положено жить здесь вместе с ним.

В первый раз она так же нелегально приезжала к мужу, потому что тот перестал ей писать и не посылал больше денег (мне объясняют, что многие рабочие бросают свои семьи, потому что не могут навещать их из страха потерять работу и быть высланными обратно в резерват). Тогда ее арестовали и отправили в Транскей. Ребенок, который у нее родился, заболел туберкулезом. Она приехала в Кейптаун и показала ребенка врачу, тот выдал ей справку, в которой говорилось, что малыша надо отправить в какой-нибудь санаторий неподалеку от города. Вернувшись в Транскей, она попыталась объяснить все это администратору, но тот ответил, что она не имеет права возвращаться в Кейптаун. Разумеется, она собрала свои пожитки и отправилась к мужу. По дороге в санаторий она попала в облаву, ее привели в полицию. Через три дня ее выпустили на поруки, отобрав у нее десять рандов (семьдесят франков), т. е. месячный заработок мужа. И с тех пор она ходит из конторы в контору.

— Что делать? — обращается ко мне г-жа Смит. — Если она останется здесь, ее посадят в тюрьму. Если же она вернется в Транскей, ребенок, конечно, умрет, ведь лечить его там некому. Попробую позвонить администратору.

А вот что случилось с другой женщиной, которой тоже ничем нельзя помочь. Ее муж работает в Кейптауне двенадцать лет, и поэтому жена его не имеет права жить вместе с ним. Ей хотелось ребенка, и она получила разрешение приехать к нему на 72 часа. Она была уверена, что этого срока недостаточно и упрямо просила разрешения на более длительный визит. Ей попался не такой жестокий администратор, как другие, он расчувствовался и выдал ей разрешение на три месяца. Но так как и этого времени оказалось мало, она решила нарушить запрет и остаться. Во время очередной облавы ее арестовали. Когда ее выпустили на свободу под залог, она пришла сюда просить помочь ей найти способ остаться с мужем. Так как она совершенно здорова, ни один врач не согласится выдать ей справку, которая помогла бы ей снова разжалобить администратора. Когда она уходила, на лице ее было написано такое отчаяние, что я поняла: она скорее снова пойдет в тюрьму, чем вернется в Транскей.

И так до бесконечности. К нам подходят две женщины. Одна из них великолепно говорит по-английски, одеты на европейский манер, она работает прислугой и имеет право жить в Кейптауне; ее подруга, как и все местные женщины, не знает других языков, кроме коса, вместо платья она задрапирована в оранжевый кусок материи. Она приехала к мужу, который проживает в Кейптауне десять лет, ей хотелось бы иметь ребенка, но у нее уже было четыре выкидыша и ей необходимо находиться под наблюдением врача, не говоря уже о нормальных условиях жизни. Ее пропуск кончился неделю назад, она должна уезжать. Подруга объясняет, что, если она вернется в крааль к своим родителям в Транскее, она снова потеряет ребенка. Там нет врача. Чем тут помочь? К несчастью, нечем.

А вот перед нами мужчина в лохмотьях, но очень чистый, он робко приближается к столу. «Меня зовут Молико», — произносит он по-английски. Затем пускается в долгие объяснения, из которых явствует, что он работал в Кейптауне по контракту у одного и того же хозяина с 1947 по 1961 г. За все это время он не виделся с семьей и потому вернулся в Транскей. Но так как в Кейптауне он проработал всего четырнадцать лет, чтобы вернуться туда, ему нужен был новый контракт. Зная об этом, он приехал в Кейптаун тайком. Но, опасаясь, как бы его не арестовали без контракта, он выбросил свой пропуск. «Потерял», — объясняет он нам, как будто мы из полиции. Г-жа Смит говорит мне, что он потерял его нарочно, надеясь, что потом сможет придумать какую-нибудь историю.

— Я вернулся в Кейптаун, потому что мой бывший хозяин позвал меня, только он забыл послать контракт нашему администратору, и все-таки мне поставили штамп, разрешили приехать в Кейптаун, — продолжает мужчина свой рассказ с огорченным видом. — Если бы только я не потерял свой пропуск.

Вряд ли это так. Г-жа Смит позвонила на завод, где, как он утверждает, его ждут, никто, оказывается, и не думал приглашать его.

— Дайте мне пропуск со штампом, — просит он.

Г-жа Смит объясняет ему, что она не имеет никакого отношения к министерству по делам развития и управления банту. Все, что она может сделать, это дать ему денег, чтобы он раздобыл себе новый пропуск. «Он здесь нелегально, так что его все равно арестуют и отправят на ферму-тюрьму или вышлют в Транскей».