Она пытается объяснить мужчине, что ему надо вернуться в Транскей и сходить к администратору резервата, чтобы тот занес его в списки нуждающихся в работе. Когда какому-нибудь хозяину потребуются рабочие, он напишет в местное трудовое бюро. Администратор сообщит ему имена людей из списка. И тогда хозяин подготовит контракты в пяти экземплярах и пошлет их в кейптаунское отделение министерства по делам банту, где решат, в какой локации тот или иной рабочий будет жить, потом в полицию и администратору Транскея. Там африканцу поставят пресловутый штамп на пропуск. И только после этого он сможет приехать на год.
На смену ему является молодая чета, оба хорошо одеты и прекрасно говорят по-английски. Они рассказывают, что у них трое маленьких детей, самому младшему из них всего месяц. Молодая женщина — учительница, до замужества она жила со своей матерью в одной из локаций Кейптауна. Муж ее уроженец Транскея, по занимаемой должности ему не положено держать при себе семью. По закону жена его должна жить в Транскее с родителями мужа, хотя никогда прежде там не бывала.
— Не говоря уже о том, что придется жить врозь, — говорит муж, — это просто бесчеловечно: моя жена горожанка, она знает только английский, а родители мои говорят на коса и живут в хижине в горах, да и жизнь у них совсем иная — племенные обычаи и все прочее. Она христианка, а они все еще веруют в племенных богов. Они принадлежат к разным мирам и не могут понять друг друга.
Единственный выход для этой женщины — развод, тогда она сможет вернуться в локацию к своей матери. Но ее несчастных детей, которые не прожили в Кейптауне пятнадцати лет (ведь самому старшему из них пять лет), неизбежно отправят в Транскей.
Я ухожу из конторы в середине дня, а очередь у дверей все такая же длинная.
Африканцы, которые работают возле Кейптауна, живут в Ланге, Ньянге или Гугулету, это самые большие локации. Ланга, расположенная приблизительно в пятнадцати километрах от Кейптауна, единственное место, где с давних пор люди живут семьями и имеют на это постоянное разрешение.
Белому не положено появляться в африканской локации, разве только по специальному пропуску, который может выдать административное управление по делам банту. У В. я познакомилась с г-жой О., сотрудницей социального обеспечения, которая занимается африканскими уголовниками.
— Любое уголовное преступление, в котором обвиняется африканец, неизбежно является следствием апартхейда, — рассказывает она. — Все африканцы — политические правонарушители.
У нее постоянный пропуск, разрешающий ей посещать Лангу и некоторые другие локации, за исключением Гугулету, потому что на самом деле это не столько город, сколько своего рода обширный лагерь по перегруппировке. Рабочие там не имеют права обзаводиться семьей, и полиция не пропускает к ним иностранцев. Я попросила ее взять меня с собой, и она предложила мне посетить вместе с ней довольно большую локацию, которую я буду называть П., потому что, по ее словам, администратор там неплохой человек.
Между последними домами, в которых живут белые, и входом в П. на несколько километров простирается пустырь. Впрочем, это не только здесь, все африканские города окружены пустырями. В случае восстания полиции ничего не стоит нагрянуть туда с танками и бомбардировщиками, полностью избежав жертв среди белого населения.
В П., расположенном подобно всем локациям во впадине, на обширном четырехугольном пространстве, обнесенном колючей проволокой, проживает около сорока тысяч человек. У входа огромный плакат, на котором по-английски, на языках коса и африкаанс написано: Город П. Посторонним, не имеющим специального пропуска министерства по делам банту, вход воспрещен».
— Спрячьтесь, попробуем проскочить. Полицейские вас не заметят, — говорит мне г-жа О.
Проезжаем мимо большого деревянного строения — административного здания, мимо полицейского поста, расположенного на самом верху, откуда можно обозревать весь П., мимо тюрьмы, которую нельзя фотографировать, иначе сам туда попадешь. Прямые улицы, низкие деревянные или из красного кирпича домики, ни одного деревца или клочка зелени.
— Запрещено администрацией, — объясняет мне г-жа О. — В случае волнений здесь все будет видно как на ладони и простреливаться продольным огнем.
На улицах босоногие ребятишки, старики в странном одеянии. Это члены одной из многочисленны?: сект, получивших в последнее время широкое распространение. Африканцы почти поголовно отказываются принимать христианство, потому что это религия белых, религия тех, кто угнетает их.