Говорит, что мы влипли. Сейчас нашу попутчицу загребут в ментовку, ночь ей придется провести за решеткой. Нельзя ли как-нибудь все уладить на месте? Полезные малагасийские фразы: «Я ничего не нарушал» («Ци нандика ни лалан ау»), «Можно я просто заплачу штраф?» («Мети мандуа сазин, азафадь?»). Ну нет, лучше говорить по-французски, не давать ему еще одного козыря. «Est-ce qu’on peut simplement payer ici?»[234]
Полицейский изобразил негодование: уж не хочу ли я дать ему взятку? Да нет, это не я, а он от нас что-то хочет, так пусть скажет, что именно. В ответ на это полицейский равнодушно пожал плечами. Он уже все сказал: сейчас заберут в участок, а утром… Я не дал ему закончить. Я уверен, есть и другие способы разрешить ситуацию. Хорошо, согласился он наконец, сколько мы готовы дать? А сколько нужно? Ну, это мы должны предложить… У него был гнусавый голос и какая-то очень знакомая интонация. Так говорили бандиты в позднесоветских фильмах. Блатная интонация, сочетающая угрозу, издевку и жалостность («Ну, граждани-ин нача-альник…»). Так сколько все-таки нужно? Он назвал сумму: шестьдесят тысяч ариари. Я замотал головой: не больше сорока. «Ну пожалуйста, мсье, — протянул он уже без угрозы, — тридцать мне, и тридцать моему напарнику, пожалуйста…Этот петушиный крик — в два часа ночи, а затем в семь утра — служил чем-то вроде закладки: вот то место, на котором ты остановился вчера и с которого можно начать сегодня. На противоположном конце Африки, где я жил восемь лет назад, помнится, тоже был петух, голосивший по ночам. Но того рыжего петуха, обитателя рыбацкого поселка Эльмина, я видел воочию изо дня в день. Здешний же мой побудчик — петух-невидимка. Может, и не один, а два петуха или все пять. Целая петушиная бригада, работающая в две смены. И все это кукареканье вкупе с полночным воем бездомных псов и пьяным блеянием из соседнего караоке-бара — часть большого непроницаемого города, где, по словам нашего водителя Тома, белым людям не рекомендуется гулять даже средь бела дня и даже в сопровождении местных. О ночных странствиях и говорить нечего. Сиди себе в отеле, вазаха[236]
, или, если есть у тебя в кармане лишние ариари, найми водителя, чтобы отвез тебя в район Антанинаренина, где шикуют французские экспаты, в какой-нибудь из фешенебельных ресторанов («Сакаманга», «Варанга», «Радама»), где за двадцать баксов можно заказать роскошный ужин с вином и десертом. Эскарго, буйабес, шатобриан под соусом перигурдин. Ужин за двадцать долларов может позволить себе только иностранец. Для среднего малагасийца это месячный доход. Мадагаскар входит в десятку самых бедных стран мира. При этом здесь есть рестораны французской haute cuisine, не уступающие парижским. В Мали, Кот-д’Ивуаре и Буркина-Фасо, тоже бывших французских колониях, таких изысков нет и в помине, хотя страны те, уж на что бедные, намного богаче Мадагаскара. Но Мадагаскар — не Африка, здесь все иначе. Здесь есть и фуа-гра, какого не сыщешь во Франции, и голод, какого не увидишь даже в Мали.Когда я уезжал работать в Гану, знакомые провожали меня как на войну; мой пункт назначения представлялся им кромешным адом, а моя миссия — небывалым геройством. Теперь же, вывесив в Фейсбуке несколько фотографий с Мадагаскара, я узнал из комментариев, что половина моих друзей с детства мечтает побывать на этом фантастическом острове. Если Африка в общем представлении — ад кровавых диктаторов и смертельных болезней, то Мадагаскар — парадиз девственных лесов и поющих лемуров. Похоже, за эту легенду держатся и сами малагасийцы. Правительство хватается за нее, как за спасательный круг, и, культивируя чувство национальной гордости, некоторое время назад приняло один странный закон. Нам рассказали о нем в Мозамбике (может, сами мозамбикцы и выдумали?). Закон касается авиарейсов из Африки; на рейсы, прибывающие с других континентов, он не распространяется. Прежде чем африканский самолет совершит посадку в Антананариву, бортпроводница обязана опрыскать салон освежителем воздуха (эту процедуру я видел собственными глазами). Африканцы грязны, от них плохо пахнет — вот, стало быть, официальная позиция правительства Мадагаскара? Мировую общественность просят помнить, что малагасийцы — не африканцы.