Африканская книга

Разбуженный петухами, я выходил на балкон, видел густую синеву утреннего неба и заваленный горизонт городского пейзажа, не похожего ни на Африку, ни на Европу, малагасийские дома («трану гаси») — бетонные параллелепипеды в несколько этажей с красными двускатными крышами, лепящиеся к склонам холмов, а между ними извилистые улочки, залитые мягким коралловым светом. Здесь это — зимний свет: как-никак июль месяц, а мы находимся в Южном полушарии. Здравствуй, здравствуй, несуровая… Одна из улочек была видна мне во всех подробностях: она то ли начиналась, то ли кончалась прямо под моим балконом. Через дорогу от гостиницы виднелся филиал банка BNP Paribas со скучающим охранником у дверей; рядом — ларек-избушка зеленщика, где на прилавке-подоконнике были выложены пучки вялых листьев батата, паслена и колоказии[239], именуемых по-французски диалектным словом «brèdes». Затем изба-едальня — хибара с вывеской «Мальгашская кухня», где из этих brèdes варили национальное блюдо, суп «румазав» (основной ингредиент супа — brèdes mafane, трава с цитрусовым вкусом, обладающая анестезирующим свойством: от нее во рту все немеет). После «Мальгашской кухни» — еще одна продовольственная лавка, а за ней пустырь, пригорок и овраг со сточной водой, где жители района по утрам стирали белье. Тут же была стоянка маршрутных такси («taxi brousse»). Дальше следовал круговой перекресток, и улочка впадала в большой проспект, растворяясь в нем без остатка. Антананариву, для своих — Тана. Мне нравятся эти уменьшительно-ласкательные, домашние названия для жутковатой издали географии: Антананариву превращается в Тану, Мадагаскар — в Мада, Зимбабве — в Зим, Киншаса — в Кин, Лагос — в Гиди… Как будто приручаешь свирепого хищника, понемногу заговаривая свой страх. Тана, Мада… Девичьи имена.

В первое утро на этом балконе я сделал несколько фотографий на айфон и, ощутив себя новым Моне, решил, что буду фотографировать улицу в разное время суток, но уже на следующий день забросил этот проект. Обычное для чайников вроде меня дело: ты пытаешься заставить фотоаппарат увидеть то, что видишь ты, но не тут-то было, получается тускло и невыразительно, Руанский собор превращается в халупу (а хотелось наоборот). Пора завязывать с художеством и начинать рабочий день.

Начинать его было приятно, поскольку в кране была горячая вода. Роскошь, лишний раз подтверждающая, что это — не Африка. В Африке горячей воды у меня не было даже в Йоханнесбурге. А тут — пожалуйста, душевая кабинка с дощатым настилом на возвышении (странное сооружение: не то пьедестал, не то эшафот). Я плескался в свое удовольствие, пока не спускал всю воду, нагревшуюся в баке за ночь. Вытирался заменяющей полотенце простыней; с усердием стюардессы, воюющей с дурными запахами на борту африканского самолета, мазался дезодорантом и брызгался одеколоном. Одевался, принимал таблетку от малярии и спускался в кафе, где уже сидели Марвин с Алисой. Уставившись в свои телефоны, они жевали малагасийский завтрак. По понедельникам, средам и пятницам на завтрак давали рисовую кашу с пряностями и жареным мясом зебу («вари амин’анана си китуза»); по вторникам — аннону (она же — гуанабана, саусеп, короссоль, вонцукуна, сметанное яблоко; фрукт, который спам-реклама выдает за панацею и эликсир бессмертия), по четвергам — оладьи. Настоящие русские оладьи, точь-в-точь как делала когда-то моя бабушка. Только теперь это любимое с детства блюдо называлось почему-то «муфу гаси», в переводе — малагасийский хлеб. Русские оладьи, а к ним — кофе со сгущенкой. Русскую сгущенку, надо полагать, здесь называют малагасийским молоком. «Рунун гаси, азафадь!»[240]

За соседними столиками сидели дородные африканские женщины — тургруппа с Сейшел. Для них Мадагаскар — это ближнее зарубежье. Сейшельцы и жители Маскаренских островов приезжают сюда погостить, коморцы — на заработки или лечиться. Среди моих здешних пациентов было несколько «анталоатра»[241]. Неужели у них дома с медициной дела обстоят еще хуже, чем здесь? Ведь Мадагаскар считается беднее, чем Коморы! Беднее, но больше. Для всего мира Мадагаскар — это окраина, но для тех, чья родина — Коморы, для островитян, живущих на западной окраине Индийского океана, Тана — столица доступного мира. Если не рай, то хотя бы райцентр.