Ничего спонтанного в этой затее не было. Наоборот, я вынашивал свой «мадагаскарский проект» последние несколько лет — с тех пор, как получил работу в госпитале при Рокриверском университете. Американские вузы часто обзаводятся иностранными партнерами; кажется, это считается престижным. Так, например, Корнеллский университет, где я учился на медицинском, в свое время подписал соглашение о сотрудничестве с правительством Катара и открыл там филиал. Катарские студенты-медики хлынули к нам на обучение, а профессура и студенты Корнелла в свою очередь ринулись в Катар — гулять на деньги нефтяных магнатов. Рокриверскому же университету вместо богача из ОПЕК достался в партнеры нищий Мадагаскар. Скорее подопечный, чем партнер. Оно и к лучшему: про Катар все более или менее известно (семизвездочный люкс в пустыне, гонки на джипах по песчаным дюнам), а вот Мадагаскар — это нечто таинственное и труднодоступное даже по африканским меркам. Неторная тропа. Или, скажем, почти неторная. Кто-то все-таки уже проложил дорогу, побывал в тех дальних далях, о чем свидетельствовали красочные фотографии, развешанные по всему кампусу. В Рокривере Мадагаскар упоминался везде — от университетского веб‐сайта до студенческого бюллетеня. Можно было подумать, что этот остров перешел в наше владение, сделался нашим университетским достоянием, и теперь Рокривер и Мадагаскар должны писаться не через тире, как подобает побратимам, а через дефис, как два имени, сросшиеся друг с другом.
В роли первопроходца выступила профессор Линни Уайт — натуралист-приматолог с мировым именем, обладательница бесчисленного количества наград и почетных званий. В 1986 году, во время своей первой экспедиции на Мадагаскар, Уайт открыла новый вид — представителя семейства Лемуровых, названного впоследствии золотистым гапалемуром. В 1991‐м она основала Институт охраны тропической природы, он же центр «Мада-Биом», в заповеднике Ранумафана. За минувшие четверть века этот институт стал символом веры для экологов всей планеты, а сама Уайт считается чуть ли не лучшим в мире специалистом по исчезающей фауне Мадагаскара. О ней снимали фильмы, писали книги и статьи в National Geographic; Энтони Бурден посвятил ей один из выпусков своей телепередачи. Благодаря ей наш университет навсегда связан с далеким островом. И когда старичок, занимавший прежде какую-то должность в мадагаскарском правительстве, один из пациентов-ВИПов в госпитале Равуаханги Андрианавалуна, услышал, что я — из Америки, его немедленной реакцией было: «Америка! Рокривер! Линни Уайт!»
Разумеется, подвижничество Линни Уайт не сводилось к одним только лемурам. Мадагаскар присутствовал в жизни нашего университета в виде программ студенческого обмена, курсов малагасийского языка и даже фестиваля малагасийской музыки. Фольклорный ансамбль «Бакуманга» выступал в Рокривере с музыкально-поэтическим спектаклем в жанре хирагаси (согласно регламенту, установленному три века назад при дворе Андрианампуанимерина, это действо должно продолжаться целый день, но нам представили облегченный вариант). Музыканты из знаменитой группы «Тарика» демонстрировали чудеса игры на щипковых (гитара «кабуси», бамбуковая цитра «валиха», гусли «марувани», лютня «джеджи вуатува»). Пузатый человек со смешным псевдонимом Малагаси Слим лабал самозабвенный фанк и блюз пополам с традиционной полиритмией «салеги». Нам показывали танец фампитаха, малагасийский поэтический слэм (состязание в стихотворной форме «айнтени»), постановку исторической пьесы Жан-Люка Рахаримананы «47». В университетском кинотеатре шли фильмы Раймона Радзаунаривелу. Такая концентрация малагасийской культуры не могла не произвести сильного впечатления.