Африканская книга

Единственной сферой, которой не коснулась всеохватная деятельность Линни Уайт, была медицина. Разговор о медицинской благотворительности на Мадагаскаре впервые зашел пять или шесть лет назад — с назначением Майкла Толла на пост заведующего кафедрой международных отношений при Рокриверском университете. До того как перейти в Рокривер, Толл работал на фонд Билла и Мелинды Гейтс, преподавал в Стэнфорде, жил в Индии. Врач по образованию, он ни дня не занимался клинической практикой. Его основной специальностью всегда было выколачивание денег из государственных и частных спонсоров; по слухам, в этом деле ему не было равных. Заступив на новый пост, он без труда убедил администрацию нашего университета переассигновать ресурсы, предназначавшиеся для лемуроведения, на проекты в области международного здравоохранения. Иными словами, выбил почву из-под ног Линни Уайт. Вскоре Толла сделали главным по Мадагаскару, а семидесятилетнюю Линни перевели в статус заслуженного профессора. По правде сказать, я был рад такой перемене: в лемурах я ничего не смыслю, а вот утопические проекты в духе «Врачей без границ» — это по моей части. Я договорился о встрече с Майклом Толлом. Он уделил мне пятнадцать минут. Больше, чем я ожидал.

В прошлой жизни, будучи студентом литинститута в Баффало, я дружил с одной аспиранткой из Зимбабве, специалисткой по творчеству Бесси Хед[249] и Дорис Лессинг. Отец этой девушки умер от СПИДа, когда она была еще школьницей. Рассказывая о своем детстве, о болезни отца и реалиях жизни при Мугабе, она всегда прибавляла: «Зато в Африке не болеют раком». Впоследствии я слышал эту присказку и от других знакомых африканцев. В какой-то момент я начал подозревать, что это не просто расхожий миф, а программная формулировка, некая официальная версия, укоренившаяся в коллективном бессознательном. Мол, не болеют, и все тут. То ли не доживают до онкологии, то ли выработали устойчивость, генетическое противоядие; то ли что-то в их окружающей среде, неведомое вещество или, может быть, какой-нибудь африканский микроб или вирус оберегает их от злокачественных опухолей. Как ни странно, в эту байку верили и продолжают верить далеко за пределами Африки. До недавнего времени усилия гуманитарных организаций, оказывающих медицинскую помощь африканским странам, были всецело сосредоточены на инфекционных заболеваниях. Туберкулез, малярия, тиф, желтая лихорадка, проказа, которую я впервые увидел в Гане, и прочие напасти, от СПИДа в ЮАР до эболы в Гвинее и сонной болезни в Конго, — все это привычные составляющие нашего интегрального знания об Африке. Между тем каждый год около пятисот тысяч африканцев умирают не от инфекций, а именно от рака. Если верить прогнозам Всемирной организации здравоохранения, к 2030 году эта цифра должна вырасти до миллиона в год. При этом самые распространенные виды раковых заболеваний в Африке являются те, которые проще всего выявить на ранней стадии: рак молочной железы, шейки матки, простаты. В США пятилетняя выживаемость больных раком молочной железы — порядка девяноста процентов, а в большинстве африканских стран — от десяти до пятнадцати. Онколог, практикующий в Африке, изо дня в день сталкивается с тем, что в Америке и Европе давно перешло в разряд раритетов, показательных случаев для студентов-медиков. Экзофитные опухоли размером с человеческую голову, сквозные раны, гниющая плоть, пораженная болезнью, которую при правильном и своевременном лечении можно было бы искоренить.

В африканских поселках вроде того, в котором я работал в Гане, медицинский консилиум состоит из фельдшера да знахарки, но в полевой аптечке у фельдшера всегда найдется артеметер-люмефантрин от малярии и ципрофлоксацин от брюшного тифа. Деревенские жители распознают симптомы эндемических болезней, отпаивают больного целебными взварами (суп из горького листа зачастую работает не хуже артеметера[250]), проявляют заботу. Другое дело — онкология. Девушку, заболевшую раком молочной железы, обходят стороной; из ребенка с лимфомой Беркитта изгоняют бесов. Детская опухоль, которую поначалу принимали за абсцесс, разрослась до размеров грейпфрута и в конце концов лопнула, обнаруживая некротическую сердцевину. Выглядит это так, будто во рту у больного взорвалась бомба. Обезображенное лицо — маска из фильма ужасов. Старейшина племени провозглашает мальчика неприкасаемым, родителям велено держать страшилище под замком.