Африканская книга

По словам Мучеузи, от пациентов в «Техасском центре» нет отбоя: у Кэтрин репутация отзывчивого и внимательного врача. Она дает пациентам свой номер телефона, они могут позвонить ей в любое время. Для Кении, где врачи с пациентами не церемонятся, это большое дело. Собственно, ведь не церемонятся не только в Кении. Знакомая сцена: пациент приходит на прием, доктор наспех записывает что-то в медкарту и, ничего не объясняя, отправляет пациента на анализ, на процедуру, на обследование или вовсе к чертовой матери. В такой обстановке врач, который хотя бы смотрит больному в глаза, — это уже находка. Даже если этот врач, как Кэтрин, пытается успеть все и везде и в результате сильно халтурит, как видно из составленных ею планов лечения. Увы: те планы, которые случайно попались мне на глаза у нее в клинике (несмотря на данные ею распоряжения ничего мне не показывать), оставляли желать лучшего.

Между тем техники-дозиметристы из Кениаты задают очень дельные вопросы, причем не только по дозиметрии. Они в курсе результатов последних клинических исследований, разбираются в классах химиотерапевтических препаратов. Разумеется, никакой дозиметрист в Америке или Европе всего этого не знает. Там — разделение труда. Здесь же им приходится разбираться сразу во всем. А ведь я помню, как сотрудники RAD-AID, которые были здесь в предыдущий раз, подготавливали нас с Прашантом к поездке: «Имейте в виду, что вам придется все объяснять на пальцах, на самом элементарном уровне». Вот оно, неискоренимое высокомерие доброхотов.

* * *

В самолёте из Найроби во Франкфурт большинство пассажиров — американцы. В сезон Великой миграции все рейсы набиты охотниками до сафари. А сейчас — в несезон — помимо «сафариков» здесь есть и другие: те, кто приехал заниматься благотворительностью. Какие-то студенческие проекты вроде советских стройотрядов, миссии от евангелических церквей откуда-то с Юга. Все обмениваются впечатлениями: как рыли колодец в какой-то деревушке, как проверяли жителям деревни зрение. Делали полезные вещи. Перечень добрых дел, вроде ассортимента ненужных товаров, которые суют в окно торговцы, бредущие между плотными рядами стоящих в пробке машин. Миссионеры, студенты, «do-gooders». Почему эти доброхоты так меня раздражают? Ведь я в их числе. Может, именно поэтому? Не знаю. Во всяком случае, мне кажется, что я считываю некий подтекст в их неустанной заботе о малых сих, и этот подтекст мне совсем не нравится. Это рекомендация «объяснять на пальцах»; это реакция нашего дозиметриста Терезы, ее праведный гнев: мол, как они могут не делать того-то и того-то. В основном придирки по мелочам. Хотя придраться безусловно есть к чему. Но дело не в этом. Приехав обратно в Америку, она будет рассказывать о том, как все плохо и как нам повезло, что мы живем здесь, а не там. О том, как мы пытались помочь, но что сделаешь за одну неделю? Будет говорить о том, как в Кении жуют сахарный тростник; как сахар в ресторанах подают не в пакетиках, а в общей сахарнице. Едят козлятину и прочую мерзость. Она, разумеется, от всего этого отказывалась, питалась одним хлебом. Но, кстати, был у них в группе один врач, странный парень, выходец из России. Он помешан на Африке, мотается туда уже который раз. Так вот он все это ел, и козлятину, и какую-то там кислую кашу. Она, Тереза, только диву давалась. Но вообще все было замечательно, особенно сафари, она долго будет помнить. Я тоже буду помнить: Мучеузи, Винсента, Боба, Чарльза, Денниса, Нелли, Энн, другую Энн («доктор Энн»), Кэтрин, Фатму Абдалла с ее сказкой про комара и ухо, следопыта Бонайя, одиннадцатилетнюю пациентку с лимфомой Ходжкина, парня с глиобластомой, детей в отделении педиатрической онкологии и тетушек из Кэрен, что приходят с ними заниматься. Буду помнить, как нас провожали, все объятия и слова, прощание с комком в горле, как было когда-то в Гане. Буду помнить и повторять фразу, которую вычитал когда-то у моей приятельницы, эфиопской писательницы Мети Бирабиро: «Спасибо тебе, Африка, что низводишь меня до вселенских слез всякий раз, когда я ступаю на твою землю».

3. Возвращение

Я вернулся в Найроби скорее, чем ожидал, — всего через десять месяцев.

Поводом для новой поездки послужило приглашение выступить на конференции «КЕШО». Для русского уха Кешо звучит как уменьшительное от Иннокентия (а окончание «о» — видимо, звательный падеж). Но нет, КЕШО — Кенийское сообщество гематологов-онкологов (Kenyan Society for Hematologists and Oncologists). И если у русского человека могут возникнуть умильные ассоциации с попугаем Кешей, то кенийцу здесь слышится надежда на светлое будущее: на суахили «кешо» означает «завтра». Организатором конференции выступила Кэтрин Кимани — она меня и пригласила. Шилпен препоручил мне новую команду: дозиметрист Алиша из Техаса, техник-радиотерапевт Рути из Нью-Йоркского университета. Прашант от повторной поездки отказался. Зато на сей раз я наконец «взял с собой невесту Аллу» (уже шесть лет как жену) и «пробковый свой чистил шлем».