Та же гостиница в Килимани, тот же Java House. Как будто и не уезжал. Только пробки, кажется, стали еще хуже. Сегодня пробки хуже обычного в связи с забастовкой водителей общественного транспорта. Матату стоят в таксопарках, горожанам приходится выводить из гаражей свои автомобили — только затем, чтобы их обгоняли пешеходы. Весь город стоит, никуда невозможно попасть. Но водитель Мвити уверяет нас, что все должно вот-вот рассосаться. Этого шофера нам выделила больница. В его обязанности входит доставлять нас из гостиницы в Кениату и обратно. Кроме того, мы пользуемся его услугами по вечерам — за отдельную плату. Какой должна быть эта плата, Мвити никогда не уточняет. «Сколько дадите». И мы, понятное дело, даем гораздо больше, чем предписано прейскурантом. На нем всегда один и тот же мятый костюм, засаленная белая рубаха. По-английски он объясняется еще хуже, чем я на суахили (если такое возможно). Но он твердо знает, чего он хочет, и даже знает, чего хотим мы: поужинать в ресторане «Амаика», который славится приготовлением традиционных кенийских блюд. Мвити уже в курсе, что меня интересуют африканские кулинарные традиции (это Биньяванга Вайнайна, у которого в коллекции около тринадцати тысяч африканских рецептов, в свое время побудил меня собирать рецепты по всей Африке — так же как герой «Кавказской пленницы» собирал грузинские тосты и обычаи). Мвити гарантирует, что в «Амаике» нам понравится. От Килимани до Вестлендс — всего несколько километров, но Гугл подсказывает, что при нынешних заторах дорога займет у нас никак не меньше двух с половиной часов. Ерунда, уверяет нас Мвити, хакуна матата[328]
. Сейчас рассосется. Чтобы окончательно успокоить нас, он произносит невразумительную речь на своем ломаном языке. Из этой речи я улавливаю только непроизвольное нагромождение рифм: трафи́ки — Афри́ки — рафи́ки[329]… Звучит убедительно. Но проходит полчаса, час, а мы все еще не сдвинулись с места.— Как так, Мвити? Ты же говорил, что забастовка уже закончилась.
— Да-да, — подтверждает Мвити, — уже закончилась.
— Почему же мы до сих пор в пробке?
— Думаю, это президент едет.
— ?
— Когда президент едет, все стоят. Сейчас он проедет, и мы поедем.
Алла, у которой на телефоне установлен навигатор Waze, берет дело в свои руки. Мы петляем по Лавингтону, по Килелешва, выезжаем на Олойтокиток-роуд. Но куда бы мы ни сунулись, дорогу нам преграждает невидимый кортеж президента Ухуру Кениаты.
— Видимо, президент едет… — растерянно повторяет Мвити.
— Да какой, к черту, президент? С чего ты взял? Забастовка матату, вот что это такое. Зачем ты нам наврал, что она уже закончилась?
— Сейчас, сейчас… — бормочет Мвити. Кажется, он вот-вот заплачет.
Когда мы наконец добираемся до «Амаики», нам сообщают, что ресторан уже закрылся. В гостиницу мы возвращаемся около полуночи. Теперь ни о каком ужине не может быть и речи. «Сколько дадите», — еле слышно бормочет Мвити. И мы снова даем ему больше положенного: как-никак он провел последние пять часов за рулем, тщетно пытаясь вырулить из пробки. Мне жалко Мвити с его заячьей губой, неизменной спичкой в зубах и единственным костюмом. Это ничего, что мы по его милости проторчали весь вечер в пробке и теперь ляжем спать на голодный желудок. Он-то, судя по всему, постоянно недоедает. Можно накинуть лишнего — от нас не убудет, а ему будет приятно.
Мне жалко Мвити, и он решает выжать из моей жалости по максимуму. В последний день нашего пребывания в Найроби я получу от него СМС на умопомрачительной смеси суахили с английским. «Ninahitaji new cell phone…» — пишет Мвити. Ему нужен новый мобильник. Не буду ли я так любезен подарить ему десять тао[330]
? Этой суммы должно хватить. Я решаю проигнорировать такую беспримерную наглость, но не тут-то было: после первого сообщения приходит второе, Мвити звонит и пишет, обрывает телефон; он должен во что бы то ни было достать меня прежде, чем я поднимусь на борт самолета. Хорошо еще, что я отказался от его предложения подбросить нас в аэропорт, каким-то нижним чутьем почуяв, что правильней будет воспользоваться гостиничным шаттл-сервисом. Тихий, забитый водитель Мвити слетел с катушек, превратился в бесноватого Мистера Хайда. Теперь от него лучше держаться подальше. И, уже миновав паспортный контроль, направляясь к выходу под большими буквами «KWAHERI!»[331], я прочту еще один крик его мятежной души: «Tunahitaji kuzungumza about my cell phone. Ninakwenda airport sasa»[332].