На конференции «КЕШО» после моего доклада «Инновации в области лучевой терапии и их применимость к лечению онкологических заболеваний в Африке» возник неожиданный ажиотаж: ко мне подходили люди с приглашениями приехать в Гану, Руанду, Уганду, Мозамбик, и я, ошалевший от своего внезапного успеха, едва успевал записывать координаты, хватать визитки, кивая, как китайский болванчик: да, да, приеду, будем сотрудничать, организуем совместную программу обучения ординаторов, поднимем лучевую терапию в Тропической Африке, здесь будет город-сад. Я очутился в центре возбужденной толпы африканских медиков; толпа вынесла меня в атриум, где участников конференции угощали кофе с пирожками. И тут в глубине зала, среди броуновской суеты парадно одетых любителей пирожков, я увидел знакомое лицо — не менее ошалевшее, чем мое собственное. Это было лицо Кэтрин Кимани. Будучи главным организатором конференции, она все утро металась, как тот памятный волк — ловец падавших с неба яиц в советской электронной игре «Ну, погоди». Теперь, вынырнув на секунду из водоворота, она одарила меня поцелуем и пригласительным билетом на благотворительный ужин в отеле Crown Plaza. «Обещай, что придешь. Обещаешь? Для меня это важное событие, очень рассчитываю на твою поддержку. И супругу, пожалуйста, приводи, мечтаю с ней познакомиться». С этими словами она нырнула обратно в толпу, но через полминуты снова вынырнула, чтобы всучить мне еще один билет: «А это передай Мучеузи, скажи, что я его тоже жду». Я передал приглашение по адресу, но большого энтузиазма оно не вызвало: «Я бы рад, э? В любое другое время, аха. Сегодня никак. Никак не могу. Пошлем… э-э… пошлем Боба. Он не откажется. Я с ним поговорю».
На благотворительный ужин надлежало являться при полном параде. Дамы — в вечерних платьях, мужчины — во фраках или, в крайнем случае, в смокингах. Таковы пожелания организатора, доктора Кэтрин Кимани. Мы надели самое нарядное, что было у нас в чемодане: я — белую рубашку и твидовый пиджак, Алла — вязаную кофту и длинную юбку. На входе нам выдали по шейному платку с логотипом «Техасского онкологического центра», попросили повязать. Тот же логотип был напечатан на салфетках и воздушных шариках. В передней части зала была сцена, а над сценой — киноэкран для непрерывного показа рекламных роликов («Texas Cancer Center where we care about you!»). Складывалось впечатление, что все мероприятие, заявленное как часть программы международной конференции «КЕШО», на самом деле было затеяно как развернутая реклама частной клиники Кэтрин.
В роли конферансье и распорядительницы бала выступала молодая женщина неимоверной толщины. С трудом передвигаясь по сцене, потея и пыхтя в микрофон, она беспрестанно острила, травила анекдоты — настолько несмешные, что местами было даже смешно. Затем на смену ей вышел юркий молодой человек. Этот шутил не только плоско, но и обидно. В качестве главной мишени он выбрал сидевшего в первом ряду онколога из Испании, называл его «мзунгу», заставлял повторять труднопроизносимые слова на языке луо. Словом, издевался всласть. Испанский онколог, прилетевший в Найроби полтора дня назад и еще не успевший отойти от джетлага, конфузливо улыбался, не вполне понимая, что от него хотят.
— Теперь, мзунгу, такой вопрос, откуда родом Барак Обама?
— Насколько мне известно, — осторожно начал испанец, — он родился в Америке, хотя предки его происходили из Африки…
— Из Э-эфрики, — передразнил его комик. — Да не из Э-эфрики, баранья твоя голова, а из Кении, понял? Барак Обама — наш, он родом из Кении!
— Потрясающе, — шепнула мне Алла, — ровно то же самое утверждал Трамп, когда пытался доказать, что Обама не имеет права быть президентом. Но этому болвану, конечно же, невдомек…
— Повтори, мзунгу: Обама — кениец! — не унимался комик. Сидевшие в зале недоуменно переглядывались.