Итак, я решил покончить с ежевечерними ужинами у сестер Маигари. Но тут как раз подоспели праздники, и Морин пригласила меня провести с ними Рождество. То, что приглашение поступило не от Жоэль, а от Морин, как-то меняло ситуацию. К тому же приглашен был не только я, а вся наша компашка врачей-ординаторов: Умут, Ралука, Сорав, Шала, Ариджит, Коджо, Кофи, Эндрю, Корделия, Нана, другая Нана… Многонациональный коллектив терапевтического отделения — выходцы из Восточной Европы, из Латинской Америки, индийцы, нигерийцы, ганцы. Словом, у моих соседок намечался большой праздник, пир по-камерунски. «Но, — добавила Морин, — мы с Жоэль очень надеемся, что ты придешь пораньше, может, даже с утра, и поможешь нам с приготовлениями».
Накануне мы примерно тем же составом собирались у Ариджита, и я усердно приобщал всех к русской клюковке, в результате чего испытывал поутру абстинентно-похмельные муки. Но, взяв себя в дрожащие руки, зажав в кулаке бумажку с аккуратно выведенным рукою Морин списком необходимых продуктов, поплелся в африканскую продовольственную лавку, которая находилась через дорогу от больницы. Покажи я этот список кому-нибудь из прохожих, он бы ни за что не догадался, что это — ингредиенты для праздничного ужина. Такой список подошел бы в качестве вопроса для «Что? Где? Когда?». Так и вижу команду знатоков, напряженно перечитывающих эту абракадабру: «Хиоми, нджангса, эхуру, ачу, эгуси, боболо, ндоле, нджама нджама…» Единственный ключ к разгадке — приписка сбоку: «Если не будет боболо, можешь взять миондо».
Внимание, подмигивает сова, правильный ответ. Хиоми — это обожженная кора дерева мбонго, нджангса — семена камерунского рицинодендрона, а эхуру — семена монодоры, также известные как африканский мускатный орех; все это входит в состав черного соуса «мбонго чоби», в котором готовят рыбу. Ачу — набор специй для одноименного мясного супа-пюре; специи придают блюду ярко-желтый цвет, поэтому ачу именуют также «soupe jaune». Эгуси — паста из перемолотых семян африканской дыни; в Гане и Нигерии эгуси добавляют в супы и рагу, а в Камеруне используют в качестве основы для запеканки «эгуси-пудинг». Боболо — батончики из ферментированного маниока в банановых листьях, миондо — приблизительно то же самое. Разница между боболо и миондо аналогична разнице между батоном и буханкой. Ндоле — горькие листья вернонии; их тушат с мясом, креветками и арахисовой пастой. Нджама нджама — листья африканской садовой черники. Если прибавить ко всему этому еще плантаны, кокоямс, копченую индюшку, сушеную рыбу, козлятину, лук, помидоры, имбирь и канистру красного пальмового масла, мы получим содержимое баулов, которые я с бодуна волок из африканской лавки «Эдуому», пока Жоэль наверняка покоилась еще в объятиях Морфея, а Морин, должно быть, занималась утренним туалетом.
Мне открыла Морин в халате и душевой шапочке. Я отнес продукты к ним на кухню и сказал, что приду помогать чуть позже — после того, как развяжусь с некоторыми неотложными делами. Вернувшись к себе, заварил кофе и сел за компьютер, ибо вознамерился посвятить несколько часов писательскому труду. Для ординатора выходной день — редкая роскошь, и было бы глупо не воспользоваться, ибо следующая передышка не скоро, а я собирался писать повесть и даже придумал ей название: «Вернись и возьми». Короче говоря, я сел за свой «писательский стол» с самыми серьезными намерениями. И в течение следующих шести часов маялся дурью в Интернете, смотрел всякие ужасы вроде поединка Хазанова с Жириновским в телепередаче «К барьеру!». С каждым часом шансов провести этот день с толком у меня оставалось все меньше, отчего настроение мое становилось все хуже, и я с азартом человека, упивающегося собственным падением, приступал к просмотру очередного выпуска ток-шоу для олигофренов. Когда я наконец заставил себя выключить компьютер, оказалось, что за окном уже вечер. К этому времени похмельный синдром у меня имеет обыкновение переходить в стадию острого чувства вины перед всеми и презрения к себе. Теперь для этого умонастроения у меня были причины и помимо похмелья. Во-первых, я ничего не написал, а во-вторых и в-главных, не сдержал своего обещания помочь сестрам Маигари с приготовлениями. Стыдно — не то слово. Единственный выход из создавшейся ситуации — вообще не прийти на ужин, сказаться больным. Но было уже поздно: я стоял перед их дверью, робко стучался в эту дверь и безуспешно пытался придумать, что скажу, когда мне откроют.
— Извини, Жоэль, я должен был прийти раньше…
— Да ладно, — весело отозвалась Жоэль, — не переживай. Как-никак, сегодня праздник, и ты имеешь полное право отдыхать так, как тебе хочется! — От этих ее слов стало совсем тоскливо.
— Извини, — все бормотал я, — получилось бестолково… Но я правда собирался вам помочь…
— Вот сейчас и поможешь. Я разучиваю новый латинский танец, и мне нужен партнер. Морин отказывается. Вся надежда на тебя.