Агами

— В чём необходимость нейтрализации? Таких много. Уехали, эмигрировали, пишут. Недовольные, но такие всегда были и всегда будут. Допуск на недовольных нужно оставлять в любых расчетах, вы сами нас так учили. Самых влиятельных надо брать на контроль. Вербовать, в конце концов. Опыт имеется.

Лида в такие моменты говорила короткими фразами, без лишнего. Денис Александрович любовался даже неосознанно. Лида чувствовала. Ждала ответа, чуть приподняв брови, и глядя в глаза — с уважением, но прямо. Да, далеко пойдёт, нет сомнений.

— Понимаешь, Лида, опасны не недовольные и мыслящие иначе. Сами по себе они достаточно управляемы. Установление оперативного контроля над их группами чаще всего не представляет сложностей: эти люди склонны к рефлексии и тревожности. Как результат — снижение критичности восприятия негативной и компрометирующей информации о единомышленниках, склонность к скорому и публичному суду над ними как над предателями. Всё это от страха за себя и неуверенности в собственной безопасности и устойчивости статуса, причём когда им ничего не угрожает. Не нужно тебе объяснять, что в таких условиях простор для манипулирования этими людьми безграничен. Но есть другие, есть успешные, состоявшиеся пассионарии, — Денис Александрович любил это слово. — Это люди, обеспечившие себе устойчивое материальное и социальное положение. Имеющие обширную сферу влияния. Убеждённые противники органов государственной безопасности. Не поддающиеся вербовке. Контролирующие информационную и личную безопасность. И представляющие угрозу.

— Кому? — спросила Лида.

— Нам, — честно ответил он.

Денис Александрович доехал до парка неподалеку, оставил водителя и охранника в машине и пошёл гулять. Снова думал об ответе на тот вопрос Лиды. Он был очень прост до отсечки 2024-го, до Конвенции. Можно было сказать: «Национальным интересам Российской Федерации». Даже когда их не стало, когда страна начала жить на ренту от углеводородов, сведя свои интересы к перераспределению этой ренты, фраза всё равно звучала хорошо. Солидно.

Ещё можно было сказать: «Интересам государственной безопасности». Но какое сейчас государство? Ответ, казалось бы, вот, прямо перед тобой, висит в воздухе, протяни руку и бери. Всё та же Российская Федерация. Но от прежней структуры государственного управления ничего не осталось, как не осталось и от государственных корпораций, их вообще в первую очередь разогнали. Есть парламент, есть правительство, есть премьер-министр и даже президент — как там его? Выборы есть. И кто же в этой власти? Новые поселенцы и интегрированное коренное население. Полномочий в отношении них у Управления президентской безопасности в целом и лично у Дениса Александровича нет. Его полномочия — пенитенциарный кластер «Печора». Население, которым он мог управлять, которое признавало и не сметало по каким-то причинам с лица земли его «государственную безопасность», осталось только там. Остальным он не был нужен: они жили, радовались и не боялись ни его, ни того, что он нёс с собой.

«Мнимое величие и реальные пытки — вот всё, что есть у органов государственной безопасности. Даже государства уже нет», — сказал два дня назад на допросе профессор Берман, которого Денис Александрович решил профилактически поморозить три-четыре года в «Печоре», уж очень стал своеволен. Допрашивал профессора Игорь Сидоров, сотрудник из новых, рьяный. Излишне рьяный, Денис Александрович даже морщился от некоторых сцен, когда смотрел нарезки видео с допроса.

Парк прекрасный. Разбили его на месте рощи, где росли тисы, самшиты и местное субтропическое. Привели в порядок старый туристический объект. На малый маршрут, чтобы посмотреть Оползневую балку и Белые скалы, уходит сорок минут. Денис Александрович гулял здесь часто — если нет дождей, то почти каждый день. Можно любое дело отложить на час, но отменить дождь нельзя. Человек властен над другими людьми, но другой человек властен над ним самим, а дождь властен над ними обоими.

Сегодня с утра встала жара, душно было и к вечеру, потому Денис Александрович шёл медленно, не любил ощущения горячей влажности под одеждой. Пока шёл, поговорил с Татьяной, женой. Она почти перестала приезжать сюда, жила безвылазно в Шотландии. Сидела сейчас на террасе, там тоже было солнечно. На столе — свежий хлеб из деревенской лавки, мягкий солёный сыр, кофе. Она любила пить кофе в это время, вместо вечернего чая. Сочетание вкуса кофе и тёплого ещё хлеба, тёплого вечера и воздуха, пронзительно прозрачного в предгорье, — всё это остро ощущалось и кольнуло под сердце.

— Неспокойно мне за тебя, Дениска, — сказала она.

Дениской она называла его в особых, тревожных случаях, когда и впрямь беспокоилась. Он не стал спорить, промолчал.

— Прилетай на выходные. Сейчас же удобно с этой новой дорогой. Час — и ты у нас. Встречу в хабе. Макс с Лизой тоже приедут. Прилетай.

Захотелось, конечно, туда, где кофе и свежий хлеб с рассольным сыром, хотя он больше любил сыры твёрдые, выдержанные. Соответственно возрасту, вспомнил он и рассмеялся тихо.