Агами

— Не в эти выходные, — ответил Денис Александрович. — Как Лиза?

Про Максима не спросил, с ним говорил накануне. С сыном складывалось проще: он понимал или делал вид, что понимает, что отец делает то, что нужно кому-то делать. Что это грязная и неуважаемая работа, но необходимая и уберегает от большого зла, от беженцев и крови, от войны, в конце концов. Окончив Гарвард, нельзя не понимать, что мир — это не царство розовых единорогов. Realpolitik, будь она неладна, и отец Максима — её винтик и актор, в зависимости от ситуации. Да и понимал сын, каких усилий стоило отцу устроить его в Гарвард. Почти никому не удавалось вот так, из ниоткуда. Деньги и влияние, вот что нужно. А какое влияние у офицера государственной безопасности из России? Такое, о котором лучше молчать. Максим и молчал.

Лиза этого понимать не хотела и принимать не собиралась. «Грязный чекист», — сказала Денису Александровичу как-то в порыве, это было когда она только начала учиться в университете. Добавила, что у него руки по локоть в крови. И осталась при своём мнении, становилось только хуже — больше узнавала. Последний разговор совсем удручил его и подвёл к разлому: дочь прямо спросила, откуда у него столько денег, и заявила, что уйдёт из дома, если он не сможет объяснить ей. Он попытался даже повысить голос, назвал неблагодарной, требовал проявить уважение к тому, что он сделал ради семьи — дом, Шотландия, школы и университеты, — но всуе. Лиза облила холодным презрением. Сказала: «Есть вещи важнее твоих наворованных денег».

— С Лизой сложно, — ответила Таня. — Думаю, что я не смогу её удержать.

— Посмотрим, — ответил Денис Александрович, попрощался и завершил разговор.

Это казалось удивительным. Сам мир, в котором он жил, стоял на неписаных правилах. Нельзя было сомневаться в достатке. Самим своим наличием богатство подтверждало законность происхождения. Можно было не дать стать богатым, усомниться в честности состояния, но ровно до того момента, пока человек состоятельным не становился, не пересекал индульгирующую отметку, после которой мог пользоваться добытым относительно спокойно, не беспокоясь о вопросах типа «откуда?».

Лиза и её друзья этого не принимали. Надежда была лишь на то, что дочь просто не знает иной, нищей жизни и быстро одумается, когда придётся жить иначе. Жить как большинство, о котором она так печётся. Но малую эту надежду Денис Александрович держал в закутках сознания: уж очень иллюзорна, а оттого вредна.

Навстречу из-за поворота вышла компания. Коренные, интегрированные, определил Денис Александрович. Двое заводских работяг с девушками. Все молодые, крепкие, загорелые до красноты первым загаром, громкие. Приехали издалека на отдых, в отпуск. Эти категории — заводские работяги и курортные отпускные — вернулись в страну с заводами, которых стало много.

Денис Александрович передвинулся к краю дорожки, чтобы пропустить. Не получилось, один из парней задел его.

— Аккуратней, — автоматически произнёс Денис Александрович.

И зря. Девушки, алкоголь, пустынная парковая дорожка. Бить парни начали сразу, кинув пару дежурных «Ты чё!». Свалить не смогли, но пару раз достали серьёзно — в нос и в висок. Замутило, и упасть бы Денису Александровичу под ботинки, но закричали вокруг женские голоса на разных языках. Компания убежала. Подошла участливая женщина, из русских. Стала предлагать помощь, пыталась вызывать полицию. Пришлось жёстко остановить. Женщина обиделась и ушла. Оставила салфетки.

Денис Александрович сел на лавку и усмехнулся, утирая кровь из носа. Несильно, но обидно. И пришла другая мысль, больная по-настоящему. Полиция? То есть ему, офицеру государственной безопасности, совсем недавно способному вытащить этих двух мордоворотов из любого притона в течение часа, изуродовать или закинуть на пару лет в далёкие места, нужно обращаться в полицию.

Он беспомощно повертел головой. Гулял без охраны, сам виноват. А что он сейчас может на этой территории? Здесь он обычный гражданин. Есть полиция, иди туда, гражданин. Не хочешь? Вали в свой пенитенциарный кластер «Печора», там ты ещё можешь пытать людей и загонять их в штрафные изоляторы. Больше нигде твоей власти нет, да и в «Печоре» есть только потому, что там живут остатки тех, кто привык подчиняться таракану и не может встать и сказать: «Нет, усатая дрянь, ты никто, мы не будем больше отдавать тебе своих детушек на ужин, а тебя растопчем».

Так вот в чём был замысел, вот оно, простое и смешное до кровавой слезы: пусть тот, кто не может иначе, живет как жил, с ГУЛАГом и ЧК, а тех, кто не хочет и готов биться за себя, — надо забирать. Интегрировать. Да, будут неизбежные потери, но работает же схема? До «Печоры» сузились. Скоро и того не останется.

Завибрировал коммуникатор. Не ставя в режим голограммы — всё же люди вокруг, да и рожа пока пугающая, — Денис Александрович поднёс его к уху. Выслушал короткое сообщение. Резко скомандовал: «Полная мобилизация. Все силы на подавление. Совещание у меня через 20 минут». И быстро пошёл к машине.

Глава 20. Холод