Численность сотрудников «Отряда 731» составляла три тысячи шестьсот семь человек: полсотни хирургов, тридцать восемь медсестер, сорок девыть инженеров и одну тысячу сто семнадцать военных врачей. Оставшись без руководства, вся эта команда резко сбавила темпы налаженного генералом Сиро Исии конвейера смерти. Персонал разделился на два больших лагеря: одни полагали, что казнокрадство начальника неминуемо приведет к закрытию всего «предприятия» и разгону бо́льшей части офицеров и врачей. Меньшая часть была уверена в том, что папаша Исии — тертый калач и непременно выкрутится, а колесики «кухни дьявола» закрутятся как и прежде.
Не прошло и пары дней после отбытия генерала Тодзе, как грехи Сиро Исии стали предметом жарких дискуссий. Наглое казнокрадство и собственные перспективы обсуждались в семейных гнездышках «дома Того», в общежитии холостяков, медсестрами, охранниками и даже подростками-стажерами. Разговоры, конечно, шли не на собраниях — люди собирались по несколько человек, а речи о папаше Исии велись исключительно шепотом.
Сходились сотрудники в одном: почти все были уверены, что самому генералу Исии, вне зависимости от того, сумеют ли в генштабе доказать его вину, не поздоровится. Слишком уж серьезны были его злоупотреблений. Оставалось только гадать: какой именно лютой смертью кончится жизненный путь Сиро Исии.
— Что? Сэппуку? Друзья, вы плохо знаете нашего папашу Исии! — посмеивались старожилы отряда. — Наш генерал слишком любит себя и молоденьких гейш, чтобы поступить в соответствии с кодексом Бусидо[131] и вспороть себе живот!
— Он трижды пожалеет, если не уйдет из жизни сам, — возражал начальник отдела полковник Митомо. — Инспектор Тодзио, который приезжал к нам, известен самыми суровыми толкованиями приговоров к нарушителям чести. Говорят, что в составе трибунала генштаба он дважды приговаривал офицеров, нарушивших присягу, к освежеванию[132]! А у папаши Исии не банальный отказ выполнить приказ, а систематические кражи миллионов иен!
Жарким спорам о судьбе Сиро Исии положила конец новость, привезенная офицером Квантунской армии из Нанкина. Офицер клялся, что лично видел там папашу Исии — он руководил крупными операциями по применению бактериологического оружия[133]. А вскоре персоналу «кухни дьявола» был представлен и новый начальник — полковник Масадзи Китано.
Китано окончил Медицинский факультет Токийского Императорского Университета со степенью доктора медицины. В 1921 году он был зачислен в армию в качестве военного хирурга. Китано продолжил учебу и с 1923 по 1925 годы занимался исследованиями инфекционных болезней в Токийском университете, а в 1925 году защитил диссертацию на эту тему.
Новый шеф отряда, в отличие от прежнего, редко покидал территорию «Отряда 731» и совершенно не интересовался гейшами и увеселительными заведениями. Он положил конец изнурительным ночным совещаниям, работал в отведенные для службы дневные часы и строго наказывал тех, кто, по его наблюдениям, отлынивал от работы.
Персонал знал о новом начальнике немного — Китано был нелюдим. Маленький рост и вечно оттопыренная нижняя губа делала его похожим на старого шимпанзе. Кстати говоря, он и подопытных людей стал именовать не бревнами, а обезьянами. Персонал отряда при новом начальнике стал больше заниматься не инфекционными болезнями и заготовкой чумных блох, а экспериментами по изучению пределов физических возможностей человека.
Очень скоро врачи «Отряда 731» стали потихоньку шушукаться о том, что Масадзи Китано был психически больным человеком. Стоя у прозекторского стола и увлеченно калеча подопытных пленников, он мог громко петь патриотические песни или декламировать стихи. А когда коллеги-изуверы что-то спрашивали у него или пытались получить от начальника какие-то рабочие указания, Китано впадал в бешенство, мог швырнуть в человека скальпель или любой другой попавшийся под руку хирургический инструмент. Врачи-психологи уверяли, что взрывы бешенства нового начальника — следствие какой-то глубокой душевной травмы, полученной в детстве.
— Прихожу я недавно в операционный зал — надо было срочно подписать у полковника накладные, — рассказывал товарищам начальник санитарного отдела Хироюки. — А он во всю глотку горланит дзисэй — песню смерти летчика-камикадзе:
— И вы запомнили это трехстишие? — съехидничал кто-то из слушателей.
— Ха! А почему бы не запомнить, если полковник Китано прогорланил эту хокку пять раз подряд? — вздохнул Хироюки. — А когда я попросил его подписать бумаги, которые с утра ждал курьер из штаба армии, он выгреб из грязного таза кучу использованных расширителей и швырнул в меня!
Врачи возмущенно зацокали языками, сочувствуя коллеге из санитарного отдела.