Агент вождя

Плечов повертел головой по сторонам в надежде получить хоть какую-то помощь для того, чтобы встать с кровати, но Леонтий находился далеко — за несколько десятков метров, и, естественно, ничего слышать не мог.

Пришлось действовать в одиночку.

Он с трудом спустился с непомерно высокой, хоть и стандартной, койки и пополз к профессорскому ложе.

Пощупал пульс Фролушкина.

Его не было!

Держась за стенку, Ярослав выбрался в коридор и медленно двинулся в сторону гардероба. Наконец добрался до нужной двери и толкнул её.

Безрезультатно.

Он попробовал потянуть ручку на себя: эффект оказался тот же. Видимо, Леонтий заперся изнутри — на задвижку или крючок.

Плечов замахнулся, чтобы ударить кулаком по деревянной поверхности, и в этот момент дверь распахнулась.

На пороге стоял Савицкий в одной исподней рубахе. Его заспанные глаза выражали откровенный испуг и полное недоумение.

— Иди, буди Лычковского, — грустно прошептал Яра. — Кажись, батя помер…

Михаил Львович «колдовал» у постели Фролушкина почти четверть часа. После этого он обессилено опустил свои натруженные и крепкие, как у большинства хирургов, руки.

— Всё. Больше ничего поделать нельзя…

Павлик зарыдал. Надрывно. Отчаянно. Тоскливо.

А Плечов вцепился в собственные волосы руками и не шевелился — словно окаменел с горя.

Вскоре рядом с ним примостился Лычковский и положил ладонь на время от времени сотрясающееся плечо:

— Ты, сынок, можешь не суетиться, — я и сам управлюсь. Всё сделаю точно так, как завещал Фёдор Алексеевич.

— Спасибо! Только по ветру его прах развеивать вовсе не обязательно.

— Понял.

— Соберёте в коробочку и принесёте ко мне. Поставлю рядом с Настасьей Филипповной. Он мечтал об этом…

— Сделаю. Иди, прощайся с ним, пока санитары не забрали тело.

— А Оля? Как ей отдать отцу последний долг?

— Успеет… Федька ещё целый день будет лежать в больничном морге.

— Вы её проведёте?

— Да.

— Лаврентию Фомичу не забудьте позвонить, а то пришьёт антисоветскую деятельность — и глазом не моргнёте.

— Хорошо.

— И ещё… Попросите наркома, пусть заскочит по дороге за моей супругой, если ему не тяжело, конечно…

* * *

Через час пришли санитары. Они положили тело на специальную передвижную кровать с колёсиками внизу и уже собрались уходить, когда из коридора послышались торопливые шаги.

В палату вошли запыхавшиеся Цанава, Фигина и встречавший их у двери Савицкий.

Густой сочный бас произнёс:

— Ну что тут у вас стряслось?

Плечов молчал. А Павлик вообще не умел говорить членораздельно.

Так и не дождавшись ответа, нарком деловито приподнял простыню, покрывавшую лицо покойника, и, убедившись, что на каталке действительно Фролушкин, жестом разрешил своей спутнице подойти ближе.

Ольга уткнулась в профессорскую грудь, чтобы никто не мог видеть её горьких слёз, и долго сидела в такой позе — пока Леонтий не помог женщине оторваться от мёртвого тела.

Заскрипели колёсики.

Отчаянно завыл Павлик.

Смахнул одинокую слезу Плечов, и даже Савицкий не стал прятать мгновенно ставшие влажными глаза.

И только Цанава никак не желал поддаваться всеобщему траурному настроению, — всё бродил и бродил по палате да негромко ворчал что-то вслух…

— Так. Всё. Надеюсь, на сегодня покойники закончились. Следовательно, будем говорить о живых! — объявил Лаврентий Фомич, пристально вглядываясь в потускневшие от горя глаза Яры.

— Оставьте меня в покое, товарищ старший майор. Пожалуйста. Дайте побыть наедине с супругой. Мы не виделись целую вечность…

— Хорошо. Свиданничайте. Я завтра приду. Но смотри: долго здесь не залёживайся. Тебя в Москве ждут.

— Какого чёрта?

— Этого я не знаю. Моя задача — обеспечить твою доставку, остальное — по месту работы.

— Что вы имеете в виду?

— Документальное оформление. Через университетский отдел кадров… Командировка, отпуск… Либо календарный, либо за свой счёт.

— Понял…

— В кассу за билетом не суйся, я лично тебе его принесу. На блюдечке с золотой каёмочкой, как говорил незабвенный товарищ Бендер. Но сначала — выздоравливай. Чтобы никаких следов насилия на тебе не было.

— Чувствуете грешок?

— Кто старое помянет — тому глаз вон, так, кажется, говорили наши предки?

— Так.

— И ещё… Вчера получены результаты экспертизы. Сержант Салов был убит не из своего табельного оружия. Так что ты практически амнистирован.

— С этого и надо было начинать.

— А что, остальное тебе не интересно?

— Ну, почему же?..

— Его смерть наступила вследствие огнестрельного ранения, полученного в результате выстрела из пистолета иностранного производства, ранее не фигурировавшего в нашей картотеке.

— Точную марку оружия установить не удалось?

— Пока нет.

— Что ж и на том спасибо. Но вы мне всё равно должны…

— Я помню. Остался один раз.

— Помогите, пожалуйста, доктору Лычковскому в организации кремирования тела товарища профессора.

— Он сам так завещал? Хорошо. Подсоблю. Ещё какие-то просьбы-пожелания имеются?

— Никак нет. Я ведь уже исчерпал лимит доверия. Совсем и полностью.

— Ничего. Мне ведь ещё предстоит искупить вину за нанесённые тебе… неприятности. Не побрезгуешь обратиться?

— Нет, конечно.

— Вот и славно. Встанешь на ноги — звони.

— Как только — так сразу.