Агент вождя

— Лычковского оставить здесь или отправить назад, в Несвиж?

— Вы лучше его мнением поинтересуйтесь.

— Вот прямо сейчас и займусь этим вопросом.

— До свидания, товарищ нарком.

— Выздоравливай, Ярослав Иванович. Ты нам живой нужен. Ольгу Александровну подождать?

— Нет, она сама доберётся.

— Ну, как знаешь…

* * *

— Оленька, милая, родная, как я рад тебя видеть, моё счастье…

— Тише ты, медведь, Павлик смотрит.

— Пускай привыкает. Санька у соседей?

— Ну да… У кого ж ещё. Как ты?

— Прекрасно. Хожу. Правда — пока только по стенке.

— Уже неплохо… А то я хочу что-то сказать без свидетелей, и не решаюсь, — она подмигнула мужу так, что тот сразу понял: дело в Леонтии Михайловиче, разместившемся на стуле в углу палаты (тот как раз жевал дежурный бутерброд от сестры-хозяйки, принявшей его на довольствие, и не шибко обращал внимание на супругов).

— Ну, хоть намекнуть можешь?

— Нет. Выпишешься — тогда и поговорим.

— Ты же меня знаешь — долго валяться я не буду. Денёк-другой — не более.

— Лучше не спеши. Чтобы всё обошлось без рецидивов.

— Павлика сейчас заберёшь?

— Нет. Пускай пока остаётся с тобой. Хоть какая польза: воды принести, пыль протереть…

* * *

В тот день Павел впервые уснул в постели своего отца. Всю ночь он ворочался, перекатывался с боку на бок, часто всхлипывал, а под утро и вовсе вдруг начал вопить, словно раненый зверь. Дикий, страшный с виду, но всё равно — исключительно добрый. Душой. Как чудище из сказки Сергея Аксакова «Аленький цветочек».

Плечов на выходки юродивого никак не реагировал. Какой смысл? Всё равно рычать не перестанет! Даже если очень захочет.

Проснулся Ярослав в пять утра, и долго думал о чём-то своём, вперив взгляд в чисто выбеленный потолок.

Ровно в девять в палату наведался Лычковский.

Привычно похлопал Яру по плечу, поинтересовался, как здоровье, и ушёл по делам.

Через час после него явился Цанава.

Принёс очередную сетку лимонов (как видно, связи с далёкой роднёй он не терял ни на миг), о чём-то недолго пошептался с Савицким и отправился искать Михаила Львовича, накануне выразившего желание вернуться в родной Несвиж.

Чтобы избавить всемирно известного хирурга от всех прелестей поездки в общественном транспорте, старший майор уготовил ему приятный сюрприз, предоставив на целые сутки свой служебный ЗИС вместе с водителем.

Забегая вперёд, скажу, что Лычковский по достоинству оценил этот широкий жест и с тех пор больше не прибегал к крепким выражениям для характеристики деятельности различных советско-партийных органов и специальных служб…

Михаил Львович зашёл попрощаться ровно в шесть часов вечера.

Сел у кровати Яры на табуретку и, подмигнув, пустился в совершенно пустой по своему содержанию разговор — в правом ближнем углу у входа, не переставал «бдить» старший лейтенант госбезопасности Савицкий.

— Завтра утром я уезжаю.

— Счастливого пути.

— Спасибо. Будете в Несвиже — заходите.

— Зайду, непременно.

— Обещание своё я выполнил. Шкатулку с прахом доставят вам завтра.

— Дзякую.

— Как у нас же говорят — няма за што.

— Есть! За щедрость души, за верность дружбе.

— Не вгоняйте меня в краску, пожалуйста…

Лычковский уже собрался уходить, когда в палату влетела Ольга.

Что ж, похоже, сам Господь даёт им шанс хоть ненадолго выманить чекиста из палаты!

— Леонтий!

— Что, Михаил Львович?

— Пошли прогуляемся. Дело есть.

— Но…

— И не вздумай отпираться. Видишь — молодые люди стесняются. Не могут в твоём присутствии полноценно насладиться обществом друг друга.

— Ладно. Пошли. Только куда?

— Ко мне — в ординаторскую, поможешь снести в машину коробки со служебной документацией. Заодно и поговорим о медицине.

— Слушаюсь, товарищ доктор! С радостью!

* * *

— Ну, как ты? — первым делом поинтересовалась супруга.

— Нормально…

— А Лычковский, конечно, молодец…

— Позже. Позже отдадим ему должное. Говори быстрее, что ты хотела нашептать мне на ухо?

— Своим спасением ты обязан одному человеку…

— И кому же?

— Не знаю.

— Интересный поворот! Руководство… Надеюсь, ты уже догадалась, что я работаю не только в университете?

— Да.

— Руководство конторы намекало, что у них в Минске есть один надёжный парень, к которому сходятся все сводки различных правоохранительных органов. Но ведь никакой официальной информации о моём заточении априори не могло быть! Разве что предположить, что Лаврентий сам донёс на себя в НКВД и зарегистрировал соответствующую петицию.

— Даже я знаю, что такой вариант можно смело исключать!

— Давай… Выкладывай всё, что тебе известно о моём спасителе. Может, сообща нам удастся установить его личность?

— Хорошо… С тобой этот человек точно знаком не понаслышке… Это — во-первых…

— Аргументы!

— Он привёл твоё любимое изречение: «Ничто с нами не случится…»

— К сожалению, о его существовании хорошо знают очень многие, даже малознакомые, люди. Сослуживцы, коллеги по спорту, ещё бог весть кто.

— Действительно, половина Минска — слишком широкий круг, чтобы начинать какой-то конкретный поиск. С такой огроменной базой нам не справиться и за полгода.

— Логично. Что там у тебя на второе?

— Он предполагал, что ты вернулся из Несвижа.