Агния Барто

Приводя стихи Маяковского («...Здравствуйте, дети, кто у вас болен? Как живете? Как животик?»), А. Барто подчеркивает (в статье «О поэзии для детей»), что они «так и просятся в детскую книгу, их можно разыграть, как в спектакле, вся интонация их игровая»; думается, эти слова можно полностью отнести и к стихам самой А. Барто. В них необычайно широко развито игровое начало, как бы невольно вовлекающее юную аудиторию в ту игру, которую постоянно затевает с ней автор.

В стихах А. Барто моменты описательного характера носят обычно сугубо подчиненную роль; главное в них — это действие, непосредственное переживание их героя, его столкновение с окружающей средой, драматическая или комическая ситуация, тут же и разрешаемая на наших глазах, подчас самым неожиданным образом. Когда читаешь эти стихи, словно бы погружаешься в ноток самой жизни, увлекаешься ее бурным, стремительным движением, то широким, вольным, взывающим к лирическим чувствам и раздумьям, то крутым, порожистым, обжигающим холодными брызгами, острыми и колючими иглами сатиры, ее язвительным жалом.

А. Барто зачастую вводит в свои произведения забавные истории, анекдотические случаи, всякого рода бытовые приключения, придающие сюжету остроту и динамичность. Она мастерски владеет сюжетом, который играет крайне важную роль в ее стихах, отличается новизной, необычайностью, а иногда и эксцентричностью — как эксцентричны поступки той бабушки, которая, неожиданно попав на футбольный матч, ведет себя не менее активно, чем самый завзятый болельщик, захваченная азартом игры и совсем забыв, из-за чего появилась на стадионе.

Сюжетная конструкция стихотворений А. Барто заслуживает особого внимания, ибо в этой области она неистощимо изобретательна. Трудно было бы пересказать все головоломные и стремительно развертывающиеся ее сюжеты, подчас напоминающие своею неожиданностью «ход конем», когда непредвиденный «боковой шаг» и оказывается решающим,— он-то и создает выигрышное положение в той партии, которую разыгрывает перед нами автор; А. Барто зачастую развертывает перед нами явно эксцентрический сюжет, смотрит подчас «боковым» взглядом, когда оказывается, что главное — не в том, что взялся сообщить рассказчик, а в каких-то побочных, поначалу словно бы мельком упомянутых мотивах, — но они-то по ходу повествования и выдвигаются на первый план, оттесняя все остальные, и эта борьба мотивов за господствующее место взывает к особой внимательности и чуткости, внутренней активности читателя, постоянно нарушает наметившуюся было инерцию восприятия.

Зная склонность своих читателей к игре, поэтесса и сама нередко словно бы играет с ними и далеко не сразу раскрывает свой замысел. Вот почему ее сюжет порою развертывается крайне неожиданно; именно так построено стихотворение «В театре» (1946), начинающееся следующим образом:

Когда мне было восемь лет,
Я пошла смотреть балет.

Далее рассказчица-девочка восторженно говорит о том, с какими чувствами она отправилась в театр:

Наконец-то я в балете!
И забыла все на свете,

Даже три помножить на три

Я сейчас бы не могла.
Наконец-то я в театре,
Как я этого ждала...

Я сейчас увижу фею

В белом шарфе и венке...

Естественно, читатель ждет рассказа о впечатлениях, вынесенных девочкой со спектакля, которого она с таким нетерпением ждала, но тема развертывается чем дальше, тем неожиданнее:

Я сижу, дышать не смею.
Номерок держу в руке...

В рассказ о театральных впечатлениях, к которому с таким энтузиазмом приступила девочка, все более настойчиво врывается номерок. Он куда-то исчез, и вот вместо рассказа о театре получается рассказ о чем-то другом, постороннем, не имеющем отношения к балету:

Все слышней играют трубы,
Пляшут гости на балу,
А мы с моей подругой Любой
Ищем номер на полу.

Поначалу случайно упомянутый номерок вытеснил и фею, и гостей, танцующих на балу, и все то, о чем мечтала девочка, забывшая «все на свете». Таким образом, вместо рассказа о театре получился рассказ о наказанной рассеянности, о том, как плохо быть ротозеем, растяпой.

Автор любит подвести своего читателя к совершенно неожиданной, а потому и особо впечатляющей концовке. Так, в стихотворении «Игра в крокет» (1946) ребят хвалят за то, что они сумели добиться тишины, а оказывается, тишина установилась только потому, что они

...кричали три часа,
Потеряли голоса.

В стихотворении «Рыболов» (1946) автор сначала отдает дань вокальным способностям своего героя — рыболова, который поет отличную песенку — «и радость в ней и грусть». Но оказывается, что

...знает эту песенку
Вся рыба наизусть.
Как песня начинается,
Вся рыба расплывается.