Агния Барто

Читатель стихов А. Барто — это скорее не читатель, а собеседник, и именно как к собеседнику обращается к нему поэтесса, что вызывает в ее стихах интонацию непосредственно к нам обращенной речи, предполагающей и жест, заменяющий подчас целую фразу, и мимику, и паузы, говорящие порою не меньше, чем слово. Все эти особенности живой, разговорной речи определяют характер «детского стиха» А. Барто. Здесь интонация отвечает характеру непосредственного обращения к юному читателю, стремлению завязать с ним живую и непринужденную беседу, вызвать его на ответ; вот почему она является не напевной, а преимущественно разговорной. Автор никогда не ведет свой стих по единожды сложившейся интонационной инерции,— нет, он все время прислушивается к тому, соответствует ли его интонация естественности и непосредственности живого, увлеченного разговора, передает ли характер переживаний и чувств рассказчика, ведущего повествование.

Обычно интонация стихов А. Барто чужда литературноповествовательной, сугубо «письменной» и рождающейся за письменным столом, словно бы располагающим к подробным описаниям, доскональной детализации, замедленным темпам,— ведь никто над душой не стоит и никуда не торопит! Но поэтесса даже за письменным столом, с пером в руках, чувствует себя так, словно бы продолжает разговор со всей юной аудиторией, что по-своему определяет характер ее стихотворной речи — стремительной, динамической, изобилующей вопросами, непосредственно обращенными к юной аудитории.

Если же поэтесса радостно восклицает, чувствуя приближение весны:

Распутица! Распутица!..
Ручьи и ручейки
Как зазвенят,
Как пустятся
Бежать вперегонки...—

то в ее восклицаниях передается радость, так переполняющая человека, что он не может не поделиться ею со всеми окружающими, не «выкричать» ее...

В стихах А. Барто многое продиктовано характером живого, взволнованного, непосредственного разговора хорошо знакомых людей, у которых немало общего, а потому и понимающих друг друга с полуслова, с первого намека, без каких бы то ни было пояснений,— как это мы видим в стихотворении «Она у нас красавица»:

Пускай в тетради
Троечки,
Зато глаза
У Зоечки!..

Такая фраза строится не по правилам синтаксически-безупречной завершенности, а по законам живой, разговорной речи, которую сопровождают, а во многом и заменяют жесты, движения, мимика, что мы явно ощущаем и видим при разговоре о глазах Зоечки.

Далее рассказ о красавице Зоечке развертывается также по законам живой, разговорной речи, прерывающейся и восклицаниями, и паузами, и той мимикой, без которой он многое утратил бы в своей яркости и выразительности:

Но вот вчера щенок, щенок
(Вы просто не поверите) —
Да как он смел!
Да как он мог! —
Куснул ее на скверике...

Здесь все — и восклицания, и вводные предложения, и необходимо возникающие по ходу повествования паузы, и многое другое — отвечает духу и стилю живой, разговорной речи, требующей нашего ответа, «сопереживания», и при этом мы себя чувствуем не столько читателями, сколько собеседниками и непосредственными участниками истории с Зоечкой. Это и свидетельствует о том, как органично вводит поэтесса в речевую структуру своих стихов те элементы, которые, как и в любом живом разговоре, не исчерпываются их исключительно словесным выражением, подразумевают не только чтение стихов, но и их «исполнение», реальное или воображаемое, но неизменно повышающее долю читательского участия во всех перипетиях и коллизиях стихотворения.

Вот почему многие стихи А. Барто требуют чтения вслух, их разговорного, а то и театрализованного исполнения, иначе из них ускользнет нечто столь существенное, без чего они утратят значительную долю своей выразительности.

Ну разве можно прочесть про себя — и этим ограничиться! — стихотворение «Она у нас красавица» — о девочке, больше всего озабоченной своей внешностью:

В поход идем мы в выходной,
Сегодня мы туристы,
В поход, в поход любой ценой,
В поход на воздух чистый!

А мимо нас красавица

Как пава проплыла.
Красавиц не касаются
Отрядные дела...

Если первые строки требуют лирически-приподнятой интонации, отвечающей их пафосу, романтике трудных дорог и дружных походов, то она сразу же меняется, становится иронически язвительной, когда речь заходит о девочке, уделяющей своей внешности слишком много внимания (за счет всего остального!); как видим, интонация, ее переходы — от высокого к низкому — обретают в стихах А. Барто ту существенность, содержательность, значимость, без которых эти стихи многое могли бы утратить в своей смысловой выразительности, а то и сатирической едкости.

А вот рассказ о девочке, поразившей подруг своей развязной требовательностью: