Аграрные реформы в довоенной Ичкерии

«Сложная ситуация с сезонным отъездом тысяч вайнахов на стройки страны также сложилась не случайно. Ингушская или чеченская семья в 5—6, а то и более человек, обычная для сельской местности, не могла физически прожить на зарплату сельхозрабочего в 60—80 рублей, не спасал и приусадебный участок. Оставалась или „шабашка“ — тяжёлый 14—16‑часовый труд на стройках сельских районов страны или отъезд на постоянное жительство в Калмыкию, Ростовскую, Астраханскую, Волгоградскую области на животноводческие фермы. Ведь труд в глухих безводных степях для русского населения давно потерял престижность»[39].

«В отдельных населённых пунктах безработных было 85—90 процентов. Каждый мальчишка, достигнув 13‑, 14‑летнего возраста, начинал ездить с отцом на заработки в Поволжье, Сибирь, на Дальний Восток. Большую часть года на хозяйстве оставались только женщины. Чечено-Ингушетия занимала последнее, 73‑е место почти по всем жизненно важным показателям. А по детской смертности — второе»[40].

Исследователи вопроса довольно сильно расходятся в оценках этой социальной группы. Минимальная оценка — 80 тысяч человек, максимальная — 200 тысяч. Гакаев пишет о 100 тыс. «шабашников»[41]. Эти же цифры разделяет Абубакаров[42]. Тишков и Липина оценивают количество шабашников в 100—200 тысяч[43].

Но вернёмся к объяснению столь широкого распространения фермерства в данном регионе. Как же, в конечном счёте, связаны эти два процесса — избыточность трудоспособного населения и резкий подъём фермерских хозяйств? Дело в том, что становление рыночного механизма подразумевает не только наличие частной собственности на средства производства или денег, количественно достаточных для перехода в состояние капитала (эту проблему решили перестроечные процессы), но и людей, готовых продавать свою рабочую силу: «Таким образом, владелец денег лишь в том случае может превратить свои деньги в капитал, если найдёт на рынке свободного рабочего, свободного в двояком смысле: в том смысле, что рабочий — свободная личность и располагает своей рабочей силой как товаром и что, с другой стороны, он не имеет для продажи никакого другого товара, гол, как сокол, свободен от всех предметов, необходимых для практического применения своей рабочей силы»[44].

В отличие от остальной страны, где активно шли процессы урбанизации, в Чечне к моменту ликвидации колхозного строя ничего подобного не произошло. Здесь поиск рабочих рук для новых частных хозяйств не мог стать существенной проблемой, так как переезд в города искусственно сдерживался властями. Более того, многочисленность сельских батраков гипотетически могла произвести настоящий демпинг на рынке рабочей силы, обеспечив наиболее благоприятные условия для сельского предпринимательства, в то время как в остальной России желающих поработать в аграрной сфере пришлось бы ещё поискать. Гипотетически можно предположить, что в остальной России произошло бегство капитала из малорентабельного и отягощённого долгами сельского хозяйства в сферы с куда большей отдачей и, прежде всего,— с более быстрым оборотом.