Айла и счастливый финал

Джош что-то еще говорит, но его слова тонут в резко усилившемся шуме из ресторана. Я качаю головой. Он снова пытается что-то сказать, но я все еще его не слышу, поэтому любимый берет меня за руку. Поставив пустые бокалы на проносимый мимо поднос, Джош ведет меня мимо разрозненных групп гуляк, а потом мы наконец-то вываливаемся в коридор, хватая ртом воздух и отчаянно хохоча.

– Так… – выдыхая, говорит Джош. – Здесь нам больше делать нечего.

Я киваю в сторону выставочных залов, и мы, взявшись за руки, направляемся туда. Здесь холодно, почти как в морге, а экспонаты из зала в зал становятся все более странными. Например, перед нами предстают миниатюрные скульптуры, изображающие самые обычные предметы обихода, вот только рассмотреть их можно, лишь опустившись на колени. Или можно посмотреть короткометражку о том, как специально затопили забегаловку. Или коллекцию марионеток, из задниц которых торчат цветные карандаши…

– Это выглядит… – Я не могу подобрать подходящего слова.

– Будто им неудобно? – заканчивает за меня Джош.

– Я хотела сказать, как цветные анальные свечи, – поправляю я.

Джошуа взрывается смехом, и на нас сердито смотрит пожилая дама с мертвой лисой на плечах. Лисий мех, выкрашенный в фиолетовый цвет, выглядит так же странно, как и окружающие нас экспонаты.

– Именно так лиса стала фиолетовой. Кто-то в задницу вставил ей цветной карандаш, – шепчет Джош мне на ухо.

Я прикрываю рот рукой, но все равно по залу эхом разносится мое хихиканье. Дама снова сердито смотрит на нас, и мы спешно сбегаем в следующий зал.

– О боже мой. Это все… не то, на что я надеялась, – только и могу сказать я.

– Как ты можешь так говорить? – сквозь смех возмущается Джош.

Я трясу головой:

– Я хотела странностей, но, мне кажется, это немного чересчур.

– Неважно. Я с тобой, – пытается подбодрить меня Джош. – А в такой компании мне все равно, где находиться.

– Мне тоже… – От его слов я буквально слабею.

– Идем. – Джош сжимает мою руку.

Он притягивает меня ближе, пока мы идем дальше, и наши тела то и дело касаются друг о друга. Поразительно, какое у него крепкое тело. Какой он настоящий, какой живой и сильный.

– Мы еще не посмотрели на работы твоего финского фотографа, – напоминает Джош. – Может, они здесь?

Мы сворачиваем к выставке, разместившейся в дальних залах музея. На стенах висят сотни, а может, тысячи зернистых фотографий без рамок. Мы подходим к одной из них: на ней изображен смятый пакет из-под чипсов. Прежде чем сделать снимок, фотограф положил рядом с предметом записку. Слова написаны на финском, а ниже стоит дата.

– Ха, – произносим мы одновременно.

Джош показывает на другую фотографию. На ней пустое автобусное сиденье, а рядом похожая записка.

– Он что, таким образом описывает свою повседневную жизнь? Или я чего-то не понимаю? – Я оглядываюсь в поисках таблички на французском, нахожу ее у двери и подхожу ближе, чтобы прочитать. – Это не его вещи. А какой-то женщины.

Джош тихонько присвистывает:

– Неудивительно, что здешняя обстановка напоминает спальню маньяка-преследователя. – Он наклоняется. – Вот дерьмо! Посмотри на эту. Уверен, это действительно дерьмо.

Я спешу к Джошуа.

– Откуда у него дерьмо этой женщины?! – восклицаю я с отвращением.

– Может, зашел в общественный туалет после нее? – тут же выдвигает предположение Джош. – Наверное, собирался сфотографировать унитаз, а тут ему так повезло. Видимо, смыв не работал.

Я громко фыркаю:

– Представляю его мысли: «Я так долго ждал, пока ты оставишь частичку себя мне на долгую память, но ты постоянно пользовалась работающими унитазами».

Я притворно ахаю и игриво толкаю Джошуа. Он смеется и толкает меня в ответ, и только я взвизгиваю, как в зал заходит дама с фиолетовой лисой. Если бы взглядом можно было убить, мы бы с Джошуа уже давно лежали на полу мертвые. Мы выпрямляемся, как по команде, но едва сдерживаем смех, пытаясь сосредоточиться на фотографии смятой банки колы.

– Его возлюбленная какая-то неряха, тебе не кажется? – шепчет Джош.

Я снова прикрываю рот руками.

– Са-а-а-а-а-мая настоящая засранка, – не унимается Джошуа.

– Прекрати, – шиплю я в ответ, пытаясь сдержать слезы от смеха. – Вот это да, ты только посмотри! Откуда он достал ее обстриженные ногти?

– Если бы ты была моей девушкой, – шепчет Джош, – я бы фотографировал твой мусор, пока ты не видишь.

– Если бы ты был моей девушкой, – шепчу я в ответ, – я бы выставила эти снимки в зарубежном музее, чтобы ты о них не узнал.

Джош сдавленно усмехается. Дама тут же поворачивается к нам и громко топает ногой. В этот момент она похожа на персонаж какого-то мультфильма. И это становится последней каплей. Мы взрываемся истеричным гоготом и выбегаем из зала.

– Если бы ты был моей девушкой, – говорю я, с трудом переведя дыхание, – я бы сняла твою кожу и выкрасила ее в фиолетовый, чтобы надевать на пафосные мероприятия, как шарф!

Джош останавливается и складывается пополам от смеха.

– Ох, черт. – Он стирает слезу. Из-за угла выскакивают два музейных охранника. – Быстрее, быстрее, быстрее!