Айвазовский

«22 июля. Феодосия. Вчера я ездил в Шах-Мамай, именье Айвазовского, за 25 вёрст от Феодосии. Именье роскошное, несколько сказочное, такие имения, вероятно, можно видеть в Персии. Сам Айвазовский, бодрый старик лет 75, представляет собой помесь добродушного армяшки с заевшимся архиереем; полон собственного достоинства, руки имеет мягкие и подаёт их по-генеральски. Недалёк, но натура сложная и достойная внимания. В себе одном он совмещает и генерала, и архиерея, и художника, и армянина, и наивного деда, и Отелло. Женат на молодой и очень красивой женщине, которую держит в ежах. Знаком с султанами, шахами и эмирами. Писал вместе с Глинкой “Руслана и Людмилу”. Был приятелем Пушкина, но Пушкина не читал. В своей жизни он не прочёл ни одной книги. Когда ему предлагают читать, он говорит: “Зачем мне читать, если у меня есть свои мнения?” Я у него пробыл целый день и обедал»[348].

Такой отзыв А. П. Чехова очень субъективен, более того — несправедлив. Например, в отношении того, что Айвазовский «Пушкина не читал» (мы прекрасно знаем, что это не так!), или в именовании мариниста «заевшимся архиереем» — как можно было так отозваться о человеке, столько сделавшем и для родного города, и для нуждающихся академистов, и просто для совсем не знакомых людей! Остаётся только сожалеть, что два талантливых, незаурядных человека не смогли найти общий язык, что подтверждается и отсутствием среди архивных документов их переписки.

К счастью, мудрость Айвазовского и высокое общественное положение делали его почти неуязвимым для наветов и сплетен. С годами он почти научился не замечать их, не растрачивать на них своё драгоценное время.

Итак, летом 1888 года после не слишком продолжительного отдыха в своём имении и несмотря на типичную для Крыма летнюю жару Иван Константинович вернулся к повседневным делам и заботам, а их, как всегда, оказалось немало. Внимательно относясь к нуждам феодосийской гимназии и её учеников, художник обратился с просьбой к Г. А. Эзову о продлении каникул гимназистов в связи с жарой.

«12 апреля, Феодосия.

Глубокоуважаемый Герасим Артемьевич!

Наш попечитель округа[349] очень скуп на каникулы и постановил на это всего 6 недель, с 15 июня по 1-ое августа. В прошлом году в августе (время, самое жаркое на юге) многие мальчики в гимназии заболели от жары, по мнению докторов, и тогда по общей просьбе как наставников, [так] и родителей я писал господину попечителю, который освободил только меньшие классы на самое короткое время. Теперь в ожидании лета ко мне опять обратились с просьбою по этому поводу, и я сам, не менее убеждённый в невозможности без ущерба для здоровья занятий в самую жаркую эпоху на юге, пишу об этом господину попечителю, а также министру и прошу применить в Крыму те сроки, которые на Кавказе, где, кажется, каникулы два с половиной или даже три месяца. У нас же, ежели с 15 июня по 25 августа, было бы весьма благодетельно. Прошу Вас, добрейший Герасим Артемьевич, со своей стороны содействовать этому доброму делу...

И. Айвазовский»[350].

Летняя жара, на Крымском полуострове продолжительная и неизбежная, застала художника вновь в имении Шах-Мамай за работой. Прославленный художник, «наслаждаясь деревенской жизнью»[351], почти не позволял себе отдохнуть — писал по фотографиям портрет генерал-лейтенанта, видного военного деятеля М. Т. Лориса-Меликова[352]. С Михаилом Тариэловичем художник дружески общался и потому получение такого заказа закономерно. К началу июля 1888 года портрет был закончен, и Иван Константинович переслал его в Петербург И. Ф. Шене[353], который многие годы занимался, помимо прочего, продажей картин феодосийского живописца.

Иван Айвазовский на этот раз остался доволен своей картиной, что при его требовательности случалось не слишком часто. Позволив себе несколько дней побыть в кругу семьи, он вновь погрузился в стихию живописи. В конце 1880-х годов он работал над заказными полотнами для именитых заказчиков, в том числе для князя В. С. Оболенского, о чём узнаём из его писем. Так, 18 августа 1888 года датировано одно из таких посланий М. Н. Никонову:

«...Письмо Ваше я имел честь получить и до этого недели две тому получил от князя Валериана Сергеевича Оболенского...

Я с величайшим удовольствием исполню Ваше желание... К сожалению, я давно отстал от акварельных красок, поэтому на грунтованной бумаге напишу масляными красками, что всегда солиднее, чем акварель. Напишу две марины и пришлю их на имя князя Оболенского, так как, отвечая ему на письмо, обещал адресовать рисунки на его имя. Мне остаётся благодарить Вас, что не забыли меня при этом обстоятельстве, иначе мне было бы прискорбно.

Прошу покорнейше принять уверение в истинном уважении и преданности.

И. Айвазовский»[354].