Айвазовский

Ценны суждения о полотнах И. К. Айвазовского известного композитора А. И. Серова, отца художника В. А. Серова. В письме В. В. Стасову он отмечал:

«5 июня 1846 г.

...Картины “Керчь”, “Феодосия” и “Одесса” стоят полных 12 баллов и “Константинополь” — 12. Я не знал, что это была для Айвазовского последняя из его больших работ, но сразу заметил, что он тут пошёл дальше тех картин и что эта — настоящий [шедевр] из всего, что он сделал. Это и натурально, потому что задача в этой картине была важнее, и он должен был пустить себя на всех парусах. Но и в тех картинах, даже в самой слабейшей “Севастополь” (за которую я могу дать только 10 или 11). Что за натура в воздухе и море, просто непостижимо! Очень остроумно похвалил эти картины один татарский мурза, по-своему образованный; он долго любовался, потом сказал: “Это сверхъестественно: один ум человеческий выше такого искусства”. Айвазовский сам и его знакомые рассказывали мне подробно, как он работает. Воздух он пишет непременно в течение одного утра, как бы велика картина ни была. Этого требует смешение красок. Таким образом, иногда ему приходится не отходить от картины с 6-ти утра до 4-х пополудни. Материальный труд такой донельзя утомителен (не забудь, что иногда он должен чрезвычайно быстро шлёпать кистью, даже подскакивая, чтобы придать больше силы), и он в последнее время весь исхудал и побледнел. Впрочем, подумай, с 15 января по 19 мая он сделал эти 5 огромных пейзажей (из которых за одним “Константинополем” работал 21 день, а то и по неделе и менее) и 5 маленьких! Из маленьких прелестны две сцены из константинопольской жизни: одна в кофейне, другая в лодке, наполненной женщинами. Я даже никогда не знал, что он хорошо пишет человеческие фигуры; везде столько жизни, столько блеска, и теперь уже нет утрировки, за которую его прежде упрекали. Кстати об этом, если все эти картины ты увидишь в Петербурге, в чём я и не сомневаюсь, то присмотрись, прав ли я: в картине “Феодосия” я нахожу, что лодка влево от зрителя, уравновешивающая эту часть картины с тою, где башня, несколько резко написана сравнительно с целым тоном картины. Это единственный недостаток, который я мог заметить. Прочее бесподобно. Из маленьких пейзажей (трёх) мне более всего нравится “Троя”. Тут много какой-то элегической поэзии, о чём он и заботился прежде всего. Вообще я не думаю, чтоб теперь был в Европе художник, который бы превзошёл Айвазовского в этом роде живописи...»[441]

Такова неравнодушная, подробная характеристика А. И. Серова. И напротив, предельно лаконичен отзыв М. А. Врубеля: «Айвазовский — замечательный художник»[442]. К картинам вдохновенного мариниста приложимо и другое высказывание автора «Демона»: «Написать натуру нельзя и не нужно, должно поймать её красоту»[443].

Не столь однозначны суждения Ф. М. Достоевского, который не раз подвергал живописцев строгой, но объективной критике. Например, в «Дневнике писателя» высказывал свою точку зрения относительно полотен И. Е. Репина и Н. Н. Её, хваля первого, достаточно жёстко критикуя последнего. О полотнах И. К. Айвазовского великий писатель говорил, что тот слишком быстро пишет свои восходы и закаты, сравнивая скорость его работы с производительностью Александра Дюма. Но в то же время и Достоевский не мог не восторгаться картинами мариниста: «“Буря под Евпаторией” Айвазовского так же изумительно хороша, как все его бури, и здесь он мастер — без соперников, здесь он вполне художник. В его буре есть упоение, есть та вечная красота, которая поражает зрителя в живой, настоящей буре»[444]. К тому же нельзя не отметить, что сравнение с А. Дюма, выдающимся французским романистом, также весьма лестно.