Айвазовский

Обращаясь к стаффажу, в качестве композиционного центра произведений он нередко избирал выдающихся личностей, которых особенно ценил, чей великий дух и чьи деяния в его восприятии были сопоставимы с величием моря, с необъятностью его простора. В таких полотнах иллюзорность решений нередко достигала возможных пределов. Безграничность фантазии автора не могла не поражать, как и его мастерство, его исключительная зрительная память, позволяющая с предельной точностью передать нюансы тона, цвета, специфику освещения и трактовки деталей.

С другой стороны, обращение к тому или иному сюжету, к изображению выдающихся личностей нередко служило для художника только предлогом для создания живописного повествования о море. Оправдан ли такой творческий метод? И правы ли те критики и обыватели, кто видел в Айвазовском растиражированного салонного художника, променявшего свой талант на приевшиеся повторы эффектных морских рассветов и закатов в угоду заказчикам? Конечно, нет. И если зритель хотя бы в малой степени наделён эстетическим чувством, доброжелательностью, способностью к самостоятельному логическому мышлению, он не присоединится к такому мнению.

Маринист мог бесконечно любоваться игрой волн, сменой «настроений» воды — её тона и цвета. Любое историческое или религиозное полотно Ивана Айвазовского пронизано его преклонением перед красотой моря, именно преклонением, а не поверхностным любованием, глубоким изучением, постижением морской стихии в сочетании с убеждённостью в вечном и абсолютном её совершенстве. В ней для Айвазовского сокрыты отражение мироздания, творение Господа, воплощение божественной красоты, смысла и бесконечности мира. Как сказано в первой главе Книги Бытия: «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днём, а тьму ночью». Так, уже в первый день творения свет и тьма появляются и из водной стихии, как части первовещества. И, несомненно, как глубоко верующий человек Иван Константинович не мог не задумываться над смыслами этих строк.

Его творчество в то время пользовалось исключительной известностью. В 1830—1850-е годы в отечественном искусстве было особенно значимо направление романтического пейзажа, во главе которого стояли М. Н. Воробьёв и ещё молодой тогда И. К. Айвазовский. Произведения последнего как образец для себя расценивал среди прочих начинающий А. К. Саврасов. Что, бесспорно, обоснованно, поскольку эстетическим идеалам эпохи они соответствовали в наибольшей мере. Творчество Айвазовского поражало современников не только эффектами передачи морских волн, лунных дорожек и ярких закатов, но и достоверностью, точностью в трактовке состояний, настроений природы. В отчёте по ландшафтному и перспективному классу Московского училища живописи и ваяния за 1851 год Карл Иванович Рабус, глава пейзажного класса, писал: «Ученик Саврасов написал два небольшие вида с Воробьёвых гор и копировал с Айвазовского, утро, ночь и вечер».

Копирование и Алексеем Саврасовым, и другими студентами Училища полотен известного мариниста стало возможным с начала 1850-х годов благодаря проведению в столице двух выставок. В марте 1851 года в залах Московского художественного класса успешно состоялась совместная выставка полотен Айвазовского и гравюр профессора ИАХ Ф. И. Иордана (1800—1883). В журнале «Москвитянин» сообщалось, что в её экспозиции Иван Айвазовский представил следующие полотна: «Закат солнца в Крыму», «Лунная ночь (Нападение корсаров на купеческий корабль у храма Минервы в Греции)», «Мыс Айя (на пути из Одессы в Крым с разных сторон)», «Вид Генуи с моря во время захода солнца», «Море близ Алиханте в Испании», «Афонская гора», «Кавказский вид в Абхазии с берегов Чёрного моря во время бури»[190]. Итог успешной выставки подвёл торжественный обед в честь Айвазовского и Иордана, о чём узнаём из письма мариниста М. П. Погодину о своей ответной речи на этом обеде:

«21 марта 1851 г.

Милостивый государь Михаил Петрович!

Получив сейчас Вашу записку, спешу ответить. Во-первых, что предложенная мною картина остаётся в училище у господина Рамазанова до востребования Вами. Желаете также заметку о том, что я говорил в ответ на обеде. Опишу, сколько помню, но прошу Вас покорнейше, намерение моё поняв, дайте должную форму, я не в состоянии.

1-ое. Милостивые государи!

Снисходительностью Вашей к трудам моим я и прежде был вознаграждён, ныне Вам угодно было удостоить меня этой высокой чести, которая истинно меня осчастливила. Постараюсь отблагодарить усовершенствованием себя. Это будет мой долг и моя благодарность пред истинными любителями изящных искусств, за которые позвольте предложить и проч....