Айвазовский

В том же 1851 году произошло знакомство двух выдающихся пейзажистов, уже широко известного Айвазовского и только начинающего Саврасова, когда в Московском училище живописи открылась персональная выставка знаменитого художника. Во время общения в Петербурге и Саврасов, и Айвазовский вспоминали торжественный ужин в Училище живописи в честь графика Иордана, устроенный в марте 1851 года. Особенно сильное впечатление произвело на Алексея Саврасова полотно «Девятый вал». Молодой пейзажист не только восхищался творчеством знаменитого мариниста, но вдумчиво изучал его, копировал его произведения, постигая таким образом законы композиции, образной выразительности, техники и технологии живописи, учился внимательному отношению к деталям.

На ученической выставке, также проходившей в здании Училища в 1851 году, Алексей Саврасов представил пейзаж «Вид на Кремль от Крымского моста в ненастную погоду», в котором явно сказывалось влияние М. Н. Воробьёва, К. И. Рабуса и в неменьшей мере И. К. Айвазовского. О воздействии художественной манеры известного мариниста позволяют судить и другие пейзажи Саврасова 1850-х годов: «Вид Киева с Днепра на Печерскую лавру» (1852), «Чумаки» (1854), «Морской берег в окрестностях Ораниенбаума» (1854). Композиция «Чумаки, или Степь с чумаками вечером» написана как воспоминание спустя два года после второй поездки на Украину. Но художнику удалось сохранить живость восприятия, своё восхищение увиденным, передать освещение закатного неба, землю, объятую сумерками, что довольно близко образам Айвазовского, одной из его излюбленных колористических гамм.

Подобный сюжет, композицию и цветовой строй можно отметить в ряде произведений как других авторов 1850-х годов, так и в произведении И. К. Айвазовского «Овцы на пастбище» (ГТГ). По сравнению с ним работа А. К. Саврасова не менее образна и поэтична, пожалуй, даже более жизненна. Иван Константинович остаётся верен себе: его интересует не жанровость решения, а романтизм трактовок, переданный через эффект багрового заката, необъятность купола неба, что придаёт пейзажу оттенок некоторой фантастичности и иносказательности. Перед зрителем, словно воплощение мироздания, предстаёт панорама мира, залитого небесным Божьим светом, Господь как пастырь и агнцы Божии — люди вокруг него. О подобном иносказательном религиозном смысле данного полотна можно говорить только гипотетически, но важно подчеркнуть, что на протяжении всей жизни религиозность была свойственна как Ивану Айвазовскому, так и его семье.

На примере сравнения полотен А. К. Саврасова и И. К. Айвазовского можно говорить о том, что в середине — второй половине XIX столетия осуществлялась преемственность и интерпретация традиций в отечественной пейзажной живописи, художественного языка между мастерами (Айвазовский, Рабус, Саврасов), между школами и центрами искусства (Санкт-Петербургская Императорская академия художеств, Московское училище живописи, ваяния и зодчества, Киммерийская школа живописи в Крыму). Происходило развитие искусства от романтизма к реалистическому звучанию, осуществлялось взаимодействие двух стилей, составивших значимые эпохи в отечественной культуре, свидетельствующие о её самобытном расцвете, и в том очень важна заслуга выдающегося мариниста.

Почитание произведений И. К. Айвазовского в Московском училище обоснованно, тем более что весной 1854 года в стенах особняка на Мясницкой, где и располагалось Училище, состоялась выставка, на которой помимо прочих произведений известных авторов были вновь представлены его полотна, а также последняя неоконченная композиция Карла Брюллова «Вирсавия», полотно Павла Федотова «Вдовушка», картины Александра Калама, Льва Лагорио и многих других авторов. Экспозицию посетила покровительствующая Училищу великая княгиня Мария Николаевна. «Умная и образованная женщина», по словам А. И. Герцена, в художественных кругах пользовалась немалой известностью. Продолжительное время жила в Италии, на вилле Анатолия Демидова, князя Сан-Донато. В декабре 1842 года побывала в мастерской Александра Иванова, высоко отзывалась о его работе, о чём тот писал: «Была у меня в мастерской Великая Княгиня Мария Николаевна. Необыкновенная благосклонность ввела меня в смятение...»[194] Мария Николаевна тонко чувствовала живопись, изучала искусство, а также коллекционировала картины венецианской, флорентийской, фламандской, голландской, французской, немецкой школ. Её собрание, включающее полотна Боттичелли, Кранаха Старшего, Грёза, Тициана, Тьеполо, считалось одним из лучших в Европе.