Айвазовский

Не столь однозначны суждения Ф. М. Достоевского, который не раз подвергал живописцев строгой, но объективной критике. Например, в «Дневнике писателя» высказывал свою точку зрения относительно полотен И. Е. Репина и Н. Н. Ге, хваля первого, достаточно жестко критикуя последнего. О полотнах И. К. Айвазовского великий писатель говорил, что тот слишком быстро пишет свои восходы и закаты, сравнивая скорость его работы с производительностью Александра Дюма. Но в то же время и Достоевский не мог не восторгаться картинами мариниста: «„Буря под Евпаторией“ Айвазовского так же изумительно хороша, как все его бури, и здесь он мастер — без соперников, здесь он вполне художник. В его буре есть упоение, есть та вечная красота, которая поражает зрителя в живой, настоящей буре»[444]. К тому же нельзя не отметить, что сравнение с А. Дюма, выдающимся французским романистом, также весьма лестно.

Однако на долю Айвазовского выпало немало и негативной критики. Александр Иванов, автор картины «Явление Христа народу», считал, что известность феодосийского живописца во многом определена «газетной шумихой». Критические отзывы стали особенно многочисленными, когда на смену романтизму пришел реализм, когда выставки передвижников с их критикой российской действительности собирали полные залы. Тот же Иван Крамской, как и Всеволод Гаршин, упрекал мариниста в недостаточно высоком художественном качестве его заказных картин. В одном из писем П. М. Третьякову Крамской писал следующее: «…я по вашей просьбе осматривал выставку картин Айвазовского в Академии и ни одной из них не рекомендовал приобресть… таких чистых и ярких тонов, как на картинах Айвазовского, я не видал даже на полках москательных лавок»[445]. Александр Бенуа заключал, что творчество автора «Девятого вала» не соответствует общему руслу развития отечественного искусства. Но даже в резких высказываниях не могло не сквозить понимания исключительного таланта мариниста, незаурядности его личности и той значимой роли, которую он сыграл в мировом признании отечественной живописи. Вряд ли можно согласиться с субъективизмом восприятия полотен феодосийского живописца А. Н. Бенуа. Подчеркнем те немногие условно позитивные высказывания, которые он все же оставляет, очень скупо, словно делая над собой усилие: «А в нем было хорошее. Айвазовский действительно любил море, и нужно сознаться, что, несмотря на всю рутину, любовь эта нашла себе выражение в лучших вещах его, в которых проглянуло его понимание мощного движения вод или дивной прелести штиля — гладкой зеркальной сонной стихии. В Айвазовском рядом с негоцианскими, всесильными в нем инстинктами, бесспорно, жил истинно художественный темперамент, и только чрезвычайно жаль, что русское общество и русская художественная критика не сумели поддержать этот темперамент…»[446] Уже в XIX веке слова «достойны кисти Айвазовского» стали восприниматься как устойчивое выражение, приобрели нарицательный характер.

Следует отметить и то, что, проводя общее сравнение между отечественными и западными художниками, А. Н. Бенуа отдает предпочтение последним, но при этом из пейзажистов-соотечественников выделяет именно Айвазовского, как мариниста, приблизившегося к традициям и профессиональному уровню Запада. Он пишет: «Любопытнее других среди русских пейзажистов 1840-х — 1850-х гг. — Айвазовский, в котором, сильнее, чем в других, отразились романтические веяния и который своей страстью к водной стихии выгодно отделяется от умеренных и благоразумных своих товарищей…»[447] Об исключительном пристрастии к «водной стихии» художника писал его младший современник живописец К. С. Петров-Водкин, несколько пренебрежительно упоминая в своей монографии «Пространство Евклида» о «водяном Айвазовском»[448], а также подчеркивая, что достижение его искусства состоит лишь в том, что «в одном месте так нарисовал виноград, что воробьи прилетают его клевать»[449].