Айвазовский, кто бы и что ни говорил, есть звезда первой величины, во всяком случае; и не только у нас, а в истории искусства вообще…
Сколь многие современники и потомки оставили высказывания об Иване Айвазовском! Закономерно, что личность подобного масштаба не могла оставаться в тени. Одно из самых метких и запоминающихся определений дал император Николай I. По словам художника Константина Лемоха, однажды пригласив Айвазовского на морскую прогулку на корабле, император Николай Павлович встал на кожух одного корабельного колеса, а маринисту повелел встать на другой и, перекрикивая шум лопастей, изрек: «Айвазовский! Я — царь земли, а ты — царь моря!»[436]
Такой отзыв был им бесспорно заслужен. Помимо яркого таланта, истинного вдохновения, с которым работал художник, современников поражало его исключительное мастерство. Об этом, в частности, позволяет судить другой, не менее запоминающийся отзыв: «С тех пор я знаю, что стать Айвазовским не просто, что художник Главного морского штаба имел в кармане мундира секрет, при помощи которого умел делать на полотне воду мокрой…»[437]
Именно необыкновенный талант, помноженный на высокий профессионализм и трудолюбие, плюс неизбывная любовь к своему делу, к своему призванию, к Искусству, позволяли маринисту писать шедевры исключительно быстро. Так, иногда для того, чтобы создать картину, ему было достаточно всего нескольких часов. Поэтому количество около шести тысяч картин, которое приписывается кисти Айвазовского, не преувеличено.
Казалось бы, полотна художника безоговорочно признаны, талант его очевиден, успех его многочисленных выставок неоспорим, но именно это, а в частности и редкая быстрота, с которой он работал, не давало покоя недоброжелателям. Не меньше раздражало их то, что Иван Константинович умел не замечать их выпады, поскольку был поглощен совсем иным — созиданием во всех возможных его проявлениях, а также творческим постижением мира. Злопыхатели именовали его «скорописцем», производящим один за другим пейзажи для гостиных богатых заказчиков — то виды с лунным морем, то обломки кораблей на водной глади после кораблекрушения. Напротив, не склонные к зависти и предвзятости критики те же самые мотивы в исполнении Ивана Айвазовского оценивали совсем иначе. Так, его старший современник, выдающийся английский художник Джозеф Тёрнер в стихотворной форме на итальянском языке выражал свои суждения относительно одного из лунных пейзажей, исполненного феодосийским маринистом: «На картине этой я вижу луну с ее золотом и серебром, стоящую над морем и в нем отражающуюся… Поверхность моря, на которую легкий ветерок нагоняет трепетную зыбь, кажется полем искорок или множеством металлических блесток на мантии великого короля!.. Прости мне, великий художник, если я ошибся (приняв картину за действительность), но работа твоя очаровала меня, и восторг овладел мною. Искусство твое высоко и могущественно, потому что тебя вдохновлял гений!»[438]
Важно мнение деятелей искусств о картинах Ивана Айвазовского, а мнений они оставляли немало, как современники, так и потомки. Один из выдающихся современников мариниста, живописец и график, критик и общественный деятель Иван Крамской, трижды писавший портреты прославленного феодосийца, в одном из писем П. М. Третьякову так восторгался знаменитым живописцем моря: «Айвазовский, вероятно, обладает секретом составления красок, и даже краски сами секретные…»[439] Не менее восторженные слова Крамской адресует картине «Черное море»: «На ней ничего нет, кроме неба и воды, но вода — это океан беспредельный, не бурный, но колыхающийся, суровый, бесконечный, а небо, если возможно, еще бесконечнее. Это одна из самых грандиозных картин, какие я только знаю»[440].
Ценны суждения о полотнах И. К. Айвазовского известного композитора А. И. Серова, отца художника В. А. Серова. В письме В. В. Стасову он отмечал: