Айвазовский

В этом отношении Айвазовский даже превзошел Пушкина — его долгий и плодотворный жизненный путь протянулся через эпохи правления пятерых императоров, но как человек, художник и гражданин он сложился в эпоху правления Николая I и, что немаловажно, не без влияния самого императора. К чести самодержца следует сказать, что он смог по достоинству оценить талантливого художника, как некогда, в 1826 году, и А. С. Пушкина[428]. По прихоти судьбы император Николай Павлович даровал Ивану Айвазовскому прощение в год кончины Александра Пушкина — так словно была принята эстафета одного выдающегося деятеля культуры от другого, работавших во славу России под высочайшим покровительством, один — в сфере литературы, другой — живописи.

По царским повелениям И. К. Айвазовский получал и высокие чины. Николаем I был удостоен чина действительного тайного советника, что относилось ко второму классу Табели о рангах и соответствовало званию уже не контр-адмирала, полученному ранее, а адмирала. Кроме всего прочего, в 1864 году прославленному маринисту было высочайше пожаловано потомственное дворянство, из чего следует, что император Александр II не менее, чем его венценосный отец, проявлял благосклонность к маринисту. Несомненно, что все исключительные почести были сполна заслужены, а сам художник высшей наградой для себя почитал возможность создавать новые картины, работая в окружении любящей семьи и друзей. И такая возможность также была дана ему словно награда за многие годы самоотверженного труда, благородства и силы духа.

Иван Константинович являлся либо членом, либо почетным членом нескольких Академий художеств — России, Франции, Нидерландов, Италии, Германии. Что важно отметить как свидетельство его мирового признания, его известности в Европе и в мире, его живого диалога с мировой пейзажной живописью, и в этом диалоге голос Айвазовского звучал сильно и самостоятельно. Маринист умел быть и новатором, и консерватором, умел рисковать и при необходимости выступать в роли аутсайдера. Один из современников так характеризовал его: «Из бесед с Иваном Константиновичем я вынес убеждение, что он обладал живым и острым умом и добрым сердцем. Но громадный жизненный опыт, по-видимому, научил его мириться со многим, чего он не разделял по своим убеждениям и чему не сочувствовал в глубине своей души»[429].

При всей дипломатичности, гибкости ума, умении выстраивать линию поведения в зависимости от обстоятельств, играть определенные роли, с самых юных лет он знал, как сохранять человеческое достоинство, и потому оставался верен себе, своему искусству и убеждениям, призванию и гражданскому долгу. При множестве высоких черт характера и исключительной силе таланта, наверное, именно это качество — верность самому себе — заслуживает в Айвазовском особенного уважения. Невозможно не признать масштаб личности этого столь незаурядного, действительно великого человека.

Одним из свидетельств его широкой известности является обширная иконография — множество портретных образов, созданных в живописи, графике, скульптуре его современниками. Кроме десятка автопортретов, созданных им в разные периоды жизни, известны портреты Айвазовского кисти И. Н. Крамского и В. А. Тропинина, А. В. Тыранова и К. Е. Маковского, В. И. Штернберга и М. И. Скотти. В скульптуре следует выделить бюст молодого мариниста, созданный А. Н. Беляевым, и портрет уже седовласого мастера, исполненный Л. А. Бернштамом. Уже после кончины художника перед входом в Феодосийскую картинную галерею был установлен бронзовый памятник по проекту И. Я. Гинцбурга.

17 июля 1899 года художник праздновал свой день рождения в кругу многочисленных гостей в имении Шах-Мамай. Айвазовский, как всегда, был бодр, энергичен, гостеприимен. Пышное торжество завершилось фотографированием всех собравшихся, более шестидесяти человек, на фоне особняка. Эта фотографическая композиция предположительно происходит из альбома, хранимого как семейная реликвия его внуком Н. М. Лампси. Казалось, Иван Константинович таким образом подводит итог жизненному и творческому пути, оставляя современникам и потомкам красноречивый образ.

Почести, награды, признание оставались для него все же на втором плане жизни, а на первом — всегда присутствовали искусство, общественная деятельность и семья. За год до кончины Иван Константинович завещал армянской церкви Святого Саркиса в Феодосии часть своих поместий. Сумма в 50 тысяч рублей, полученная от их продажи[430], расходовалась на содержание приходской школы при храме, где в детстве будущий прославленный живописец получил начальное образование. Такой жест в поддержку армянской церкви был далеко не единственным. За свой счет в городе Старый Крым маринист построил храм, ряд армянских церквей украсил картинами. Чтобы поддержать бедных армян, организовывал выставки.