Айвазовский

Творчество давало ему не меньшее душевное отдохновение, чем общение с семьей и путешествия. На закате жизни художник часто обращался к сюжетам Священной истории, дополняя величественные панорамные пейзажи стаффажными фигурами, которые решал не менее виртуозно, чем раньше, с точки зрения композиции, пространственных трактовок, пропорций, передачи движения, характерных деталей. Для него подобные темы не могли быть случайными, скорее они давали зримые образы для выражения его религиозно-философских суждений, отражения той мудрости, которая особенно свойственна незаурядным личностям на закате жизни. Отчасти этому способствовали и атмосфера семьи, и полученное им воспитание, и расположенность к глубоким размышлениям и принятию взвешенных решений.

Семье Айвазян, по-видимому, из поколения в поколение было свойственно глубокое религиозное чувство. Вспомним о монашестве родного брата художника Габриэла. Иван Константинович, не афишируя набожности, был истинно верующим человеком. В его биографии тому можно найти немало косвенных подтверждений, одно из них — поездка 1895 года. Художник отправился в Нахичевань-на-Дону для встречи с Мкртичем Хримяном (1820–1907), верховным патриархом и католикосом армян. Возвращаясь в Феодосию, 12 апреля того же 1895 года Айвазовский посетил в Таганроге своего знакомого Я. М. Серебрякова и подарил таганрогскому паломническому приюту свою картину «Хождение по водам». Полотно поместили в относящейся к приюту часовне Императорского православного палестинского общества. Интересен и тот факт, что местным представителем этого общества в Таганроге состоял Ипполит Ильич Чайковский, брат знаменитого композитора.

В 1890-е годы творческий путь И. К. Айвазовского продолжался столь же успешно, как и в юности, как в молодые и зрелые годы. Одно из красноречивых подтверждений тому — многочисленные регулярные экспозиции произведений мариниста. Начиная с середины 1830-х годов и до конца дней, то есть в течение шестидесяти пяти лет, Айвазовский постоянно участвовал в выставках. С 1850-х годов периодически. Через каждые два-три года, нередко и ежегодно, организовывались его персональные экспозиции, всего их состоялось более 120 в России и за рубежом. Собранные от их проведения средства нередко направлялись на благотворительные цели. Например, поступления от выставки 1869 года, проходившей в Академии художеств, предназначались для установки в Феодосии памятника герою Кавказской войны П. С. Котляровскому. Через восемь лет по решению Ивана Айвазовского в Симферополе, Москве, Санкт-Петербурге была проведена его персональная выставка в пользу нуждающихся семей участников Русско-турецкой войны. Спустя пять лет Иван Константинович совместно с художником И. П. Келлером-Вилианди вновь организовал благотворительную выставку в пользу Красного Креста. Такие экспозиции он продолжал инициировать каждые несколько лет.

Последняя прижизненная благотворительная выставка И. К. Айвазовского состоялась в 1897 году в пользу греков и армян, пострадавших от погромов в Турции.

Закономерно, что при столь насыщенной общественной деятельности маринист был удостоен многих орденов: «Нишан-Али» IV степени (Турция, 1856), Почетного легиона (Франция, 1857, 1890), Спасителя (Греция, 1859), Святого Владимира (Россия, 1865), Османие II степени (Турция, 1874), «Алмазной медали» (Турция, 1880), Меджидие I степени (Турция, 1890), Белого орла (Россия, 1893), Святого Александра Невского (Россия, 1897). Приводя этот список, подчеркнем, что российских наград в нем три, полученных в 1865, 1893 и 1897 годах. Значит, три императора России — Александр II, Александр III и Николай II — жаловали мариниста высокими знаками отличия.

Долгая и плодотворная жизнь Ивана Константиновича охватывала время от эпохи Александра I до Николая II. В эпоху правления Александра I он был еще ребенком, только делавшим свои первые шаги в искусстве и жизни. Николай I неоднократно общался с художником лично, благоволил к нему, удостаивал различных почестей и привилегий. Можно вспомнить слова А. С. Пушкина о его взаимоотношениях с самодержцами России, написанные не без иронии в письме Н. Н. Гончаровой: «Видел я трех царей: первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на четвертого не желаю; от добра добра не ищут»[427].