Айвенго (Ivanhoe)

O maid, unrelenting and cold as thou art, My bosom is proud as thine own. -Seward	О дева, ты неумолимо бесстрастна, Я ж гордостью спорю с тобой. Сьюард
It was in the twilight of the day when her trial, if it could be called such, had taken place, that a low knock was heard at the door of Rebecca's prison-chamber.	Под вечер того дня, когда происходил суд над Ревеккой (если только это можно назвать судом), кто-то тихо постучал в дверь ее темницы.
It disturbed not the inmate, who was then engaged in the evening prayer recommended by her religion, and which concluded with a hymn we have ventured thus to translate into English. When Israel, of the Lord beloved, Out of the land of bondage came, Her father's God before her moved, An awful guide, in smoke and flame.	Но она не обратила никакого внимания, потому что была занята чтением вечерних молитв, которые закончила пением гимна; мы попытаемся перевести его в следующих словах: Когда Израиля народ Из рабства шел, бежав от бед, Он знал: его господь ведет, Ужасным пламенем одет;
By day, along the astonish'd lands The cloudy pillar glided slow; By night, Arabia's crimson'd sands Return'd the fiery column's glow.	Над изумленною землей Столб дыма шел, как туча, днем, А ночью отблеск огневой Скользил за пламенным столбом.
There rose the choral hymn of praise, And trump and timbrel answer'd keen, And Zion's daughters pour'd their lays, With priest's and warrior's voice between.	Тогда раздался гимн похвал Великой мудрости твоей, И воин пел, и хор звучал Сиона гордых дочерей. Нам в нашей горестной судьбе
No portents now our foes amaze, Forsaken Israel wanders lone; Our fathers would not know THY ways, And THOU hast left them to their own.	Нет больше знамений твоих: Забыли предки о тебе, И ты, господь, забыл о них! Теперь невидим ты для нас,
But, present still, though now unseen; When brightly shines the prosperous day, Be thoughts of THEE a cloudy screen To temper the deceitful ray.	Но если светит яркий день, В обманчиво счастливый час Нас облаком своим одень; И в темной грозовой ночи,
And oh, when stoops on Judah's path In shade and storm the frequent night, Be THOU, long-suffering, slow to wrath, A burning, and a shining light!	Когда вокруг лишь мгла и дым, Ты нас терпенью научи И светом озари своим.
Our harps we left by Babel's streams, The tyrant's jest, the Gentile's scorn; No censer round our altar beams, And mute our timbrel, trump, and horn.	Нет арф у нас. Разрушен храм. Мы столько вынесли обид! Наш не курится фимиам, И звучный тамбурин молчит.
But THOU hast said, the blood of goat, The flesh of rams, I will not prize; A contrite heart, and humble thought, Are mine accepted sacrifice.	Но ты сказал нам, наш отец: "От вас я жертвы не приму; Смирение своих сердец Несите к храму моему!"