Айзек и яйцо

– Айзек! – зовет его Джой, перекрикивая закипающий чайник.

– Что? – Он вваливается на кухню.

– Куда делись все кружки?

Айзек вспоминает о прячущемся в шкафу на втором этаже яйце, и его захлестывает обжигающая волна паники. Он косится на ведущую в коридор дверь и откашливается.

– Весенняя уборка.

– Кружек? – Она переводит взгляд на совершенно пустую сушилку для посуды. Две единственные в доме тарелки лежат в раковине, залитые бобовым соком.

– И тарелок, – упреждает он ее вопрос.

Джой стоит, прислонившись к разделочному столу, и хмуро смотрит на Айзека. Она выключает чайник и скрещивает руки на груди. За стеной с пронзительным визгом запевает саксофон.

– Как твоя рука?

Айзек уже и забыл, что ломал ее. Освобожденная от гипса кожа выглядит тонкой, липкой и желтоватой, будто обтягивает руку мертвеца.

– В порядке.

– А ты как? – не дает ему выдохнуть Джой.

Этот вопрос застает Айзека врасплох. Ответа у него нет.

– В порядке.

– Правда?

– По большей части.

– Ты не брал трубку.

– Я написал тебе на почту.

– Я видела.

– Я хожу к психотерапевту.

– Я знаю, – отзывается она. – Раз в неделю. В лучшем случае.

– Уже что-то.

– Нет, если все остальное время ты сидишь один в четырех стенах.

– Я не один, – возмущается Айзек и тут же – слишком поздно – прикусывает язык.

Джой молча прищуривает глаза. Ее взгляд скользит по бледным красноватым разводам на стене, по вмятинам, оставленным посудой на дверце холодильника, по заляпанной самой разнообразной едой двери в гостиную и наконец останавливается на каминной полке. На жестяной коробке из-под печенья.

– Серьезно? – спрашивает она.

Айзек озадаченно поворачивается, замечает жестянку и чувствует, как на щеках разгорается румянец.

– Ей здесь нравится, – бормочет он.

Поэтому Айзек и не хотел никого видеть. Чтобы его не заставляли думать о тех вещах, о которых он думать не хочет. Об алкоголе. О похоронах. Перед глазами проплывают вновь обретенные забытые воспоминания. Как одетая в черное Джой не может позволить себе бессильно разрыдаться, потому что слишком занята удержанием в вертикальном положении своего так и не повзрослевшего старшего брата. Как Эстер, тоже в черном, ежится так, что кажется еще меньше, чем обычно, и не находит в себе сил традиционно пожаловаться на долгую дорогу из Шотландии или хотя бы просто что-нибудь сказать. Как через неделю после похорон он сам, все еще в черном, в хлам пьяный, пересыпает содержимое урны в пустую жестянку из-под песочного печенья «Уокерс», не желая позволить ему упокоиться где-то в Шотландии, пока он будет в одиночестве загнивать здесь. Воспоминания обжигают внутренности Айзека стыдом.

– Ты сделал ее своей заложницей, – упрекает его Джой.

– Неправда.

Правда. Эстер звонила ему раз сорок, но он всегда был «слишком занят, чтобы разговаривать». Айзек смотрит через дверной проем на жестянку и закашливается, чтобы скрыть, что не может дышать. Его веки подрагивают. Он опирается о ближайшую столешницу. В гнетущем молчании Джой снова оглядывает своего брата с ног до головы. Он понимает, что она непременно расскажет все Эстер и доктору Аббасс. Как понимает, что они, вероятно, желают ему самого лучшего. Но пока от их желаний ему становится только паршивее. Айзек всеми силами старается не рухнуть на пол. Джой закрывает шкафчик с кружками и, наигранно размахивая рукой перед носом, говорит:

– Тебе и правда надо помыться. И, ради бога, подстригись.

– Я все равно не выхожу из дома.

Джой открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но запинается и вместо это просто вскидывает бровь.

– Только на терапию, – поправляется Айзек.

Бровь Джой изгибается еще сильнее.

– И гуляю не пойми где. – Айзек ненамеренно повышает голос.

– Ну же, Айзек, – напирает Джой. – Мы оба знаем, куда ты ходишь.

Айзека снова охватывает жгучая паника, к горлу подступает что-то похожее на аккумуляторную кислоту. Он начинает извиваться как уж на сковороде.

– Я… – Он не может подобрать слов. – Я не хочу об этом говорить. – Айзек сглатывает и машинально скашивает глаза на лестницу.

– Она переживает за тебя, – говорит Джой.

– Доктор Аббасс?

– Нет, не доктор Аббасс.

– А… – выдыхает Айзек.

– И я ее понимаю, – продолжает Джой. – Мы все за тебя переживаем.

– Я же говорю, я в порядке.

Чувствуя, что эту битву ей не выиграть, Джой оглядывает комнату.

– Ну, хоть убрался, – констатирует она.