Так мы и тряслись до участка. На ухабах и поворотах меня то и дело впечатывало в Маккорна, а боком ноги я его касалась вообще постоянно, и кожу в этом месте жгло от злости. Нет, ну какой хтонической матери?! Он ведь сам первый начал, я к нему не лезла! Или начал, а потом не понравилось? Если так, то точно пойдёт на препараты, надо только спланировать это получше, чтобы меня не вычислили потом. Придурочный природник не стоит моей свободы. Но ведь он хотел этого! При том, как мы прижимались друг к дружке, надо было быть наивной дурочкой, чтобы не заметить. А я и не то, и не другое.
Самое обидное – если бы хоть, осязав его интерес, я бы возмутилась, отшатнулась, испугалась или осознала, что моя жизнь свернула не туда! Но я вместо этого вдохновилась. Я хотела продолжить. Правда, наверное, не в подвале и не в присутствии мракоборцев, но в тот момент я не думала о таких деталях. Я была не против. Хтонь побери, впервые за последние не знаю сколько лет я встретила мужчину, с которым я была бы не против, и он оказался чокнутым природником, который… Который меня оттолкнул!!! Нет, просто убить его будет мало. Надо подумать, как спланировать расчленение, чтобы подольше помучался.
Я очень надеялась, что во время всех этих размышлений моё лицо выражало высокомерное пренебрежение, как и положено некроманту в экипаже с мракоборцами. Я покосилась на Маккорна, надеясь увидеть… не знаю что, раскаяние? Да на кой ляд мне его раскаяние! Лучше бы в декольте мне пялился. Правда, у меня нет декольте – платье под горло, я вам не барышня полусвета, чтобы прокладывать путь к светлой жизни грудью.
Маккорн вообще на меня не смотрел, вместо этого заняв себя выковыриванием грязи из-под ногтей. Что-то в этой картине показалось мне странным. Потом сообразила: природник же может одним простым заклинанием очиститься. Я с подозрением глянула на лицо магистра. Он сам-то не забыл, что природник? Похоже, забыл: лицо его всё ещё покрывали грязевые разводы. Я покосилась на мракоборцев. Они делали вид, что дремлют, вероятно, чтобы не связываться с хрупкой натурой. Привлекать их внимание к физиономии природника мне не хотелось, они и так его недочеловеком считают.
Я перекрутила свой пояс, на котором сбоку крепился небольшой несессер. Когда отправляешься на вызов, надо быть готовой ко всему. Порывшись, я нашла платок и зеркало, но, подумав, решила платок Маккорну не давать. На сухую им мало что сотрёшь, а у него заклинание есть. И, чтобы не показаться чересчур заботливой, сначала оглядела в зеркало себя: всё нормально, причёска под воском не растрепалась, на платье пыли не видно. Чёрная одежда очень выручает. Удовлетворившись своим отражением, я сунула зеркальце Маккорну.
Он вздрогнул и уставился на этот предмет, словно не понимая, что с ним делать. Я толкнула зеркальце ему в руки, невольно прикоснувшись к горячей коже. Уж не жар ли у него? Хотя природники не болеют. Наконец он осознал, чего я от него хочу, и ухватил круглую рамку, чтобы нашарить в ней своё отражение. Тут же его глаза комично расширились. Он взмахнул рукой, отчего его щёки на мгновение засветились белым светом, а меня обдало отзвуками того радостного чувства. Мракоборцы вздрогнули.
Когда я проморгалась и снова привыкла к полутьме каретки, Маккорн молча вернул мне зеркальце, отвернулся и уставился в окно. Если бы не мракоборцы, которые бросили изображать дремоту, так бы и залупила ему этим зеркальцем!
В довершение ко всем бедам, пока мы ехали до участка, полил дождь. Не знаю уж, как Маккорн снимал проклятие с дома Фэнни, но подозреваю, что обряд очищения такого масштаба уже может влиять на погоду, а значит, в этом тоже виноват природник. Уже на подъезде я зыркнула на него, но Маккорн так и сидел, уткнувшись лицом в окно. Я мысленно пожелала ему ушибить лоб на кочке.
А в участке стало ещё веселее. Уездный мракконтроль – это вам не городской трёхэтажный особняк, и не столичная башня. Это домишко, в котором комнат раз, два и обчёлся. И в этих комнатах уже были расфасованы преступница, её мать и служанка, семейство Фэнни и Кларенс, а теперь вот ещё нас подвезли. Доротею, понятное дело, заперли в камере – комнатушке с окном в двери. Мамашу со служанкой посадили в кабинете старшины, где на такой случай запирались все шкафы и ящики. В допросной, собственно, вёлся допрос – только там стояла установка для стенографии. Ну а нас, свидетелей, определили в трапезную – прокопчённую комнату чуть побольше, пропитанную запахом жарёхи, с массивным столом и магической плиткой на подоконнике. Около плитки, обхватив себя руками, чтобы не коснуться ничего в комнате, стоял помещик Фэнни. Рядом на стуле сидела и ревела его дочь. Жена, очевидно, как раз была в допросной. На другом краю стола Кларенс уже разложил документы по вызову и заполнил по крайней мере половину, не теряя времени даром. При моём появлении он встал и улыбнулся, но заметил моё настроение и смолчал. Зато не смолчал Фэнни.
– Это что? – спросил он, оглядывая меня. – Это зачем здесь?