Его кожа была приятной на ощупь. Я ожидала больше бугристости или шершавости, все-таки шрамы. Но было такое ощущение, что нанесли эти шрамы давно, так что они успели и зажить, и сгладиться. Вот только слишком четкими они были. Я почти сразу наткнулась на это несовпадение. Эгиль должен был расти и изменяться вместе со шрамами, а на них следов времени нет. Разве что нанесли их не так и давно, но после ранения воспользовались магией и…
Я поморщилась и потерла переносицу пальцами: голова немного болела, сегодня был не самый простой день. Даже если в этом случае и воспользовались лечебной магией, даже если лечили его десяток лекарей-магистров, оставался вопрос — как мог выжить человек, когда ему наносили все эти раны? Меня неприятно тряхнуло, стоило представить сам процесс. Даже если ранения были поверхностными, это было очень больно.
Чем больше я смотрела на спину Эгиля, тем больше мне казалось, что шрамы имели какой-то смысл. А может, мне хотелось, чтобы смысл был. Бессмысленная жестокость — самый отвратительный ее вид. Я еще раз коснулась спины, теперь провела ладонью по плечу — теплое и твердое. Невольно залюбовалась. Наверное, без шрамов он был очень даже неплох, без сомнений, женщины заглядывались на широкие плечи и руки, привычные к мечу, и длинные ноги. Я чуть приподнялась в попытке посмотреть ему в лицо — типичный винданец! — более узкий разрез глаз, форма лица овальная, нос чуть длинноват и удивительно густые ресницы. Я фыркнула. Теперь я знала, кому досталась вся та естественная красота, ради которой у меня покупали краску для бровей и ресниц!
Видимо, звук растревожил спящего, потому что Эгиль как-то неприятно охнул. Я даже замерла на месте. Но все-таки дело было не во мне. Через минуту он простонал сквозь зубы, сильнее вжался лицом в ладонь и подтянул колени к себе. Напряглись мышцы спины и рук, вздулись вены, шрамы стали еще четче — и он снова простонал. Теперь громко и даже как-то жалобно. Лицо исказилось страданием — кажется, Эгилю снился кошмар.
Я немного растерялась и отстранилась, не зная, что делать. Да и нужно ли? Если мне когда и снились кошмары, то переживала я их сама — в этом уверена. Будить меня и успокаивать никто бы не стал, не положено. Разве что один раз я как-то успокаивала Альнир. Но она сама пришла ко мне в комнату — и как только удалось, малявке? — и спала со мной спокойно до утра. А что делать, когда взрослому снится кошмар?
Или не просто кошмар?
Я с ошеломлением смотрела, как шрамы потемнели еще сильнее и из них начали появляться крошечные огоньки. Я тут же погасила свет, чтобы видеть все лучше, взяла в руки дневник наблюдений и замерла, не зная, с чего начать. Коснуться? Поднести что-то к огню? Зарисовать, откуда началось возгорание? Эгиль снова простонал — и пламя стало ярче в темноте. Моя рука вывела на первой попавшейся странице «проверить фазу сна, уточнить уровень боли при возгорании, взять соскоб»… и я отложила дневник в сторону. Конечно, замечательно наблюдать неизвестное явление во всей его красе, но я слегка забыла, что передо мной живой человек. И, судя по всему, ему сейчас очень нелегко.
Там — в лесу, полном фроскуров — пламя, вероятно, вырвалось из-за ранений, боли или чувства скорой смерти. Что бы там ни происходило в кошмаре Эгиля, ему явно так же больно и тяжело. Понятное дело, что это был его не первый подобный сон, но наблюдать за мучающимся человеком неожиданно оказалось тяжело. Я помедлила минуту, не больше, ровно до очередного жалкого стона, а потом коснулась пальцами его плеча — аккуратно, так чтобы не попасть на лепесток пламени и не обжечься. Но кожа все равно была очень горячей и сухой. К шрамам вообще прикасаться не хотелось. И без эксперимента понятно было, что обожгусь.
Я слегка качнула пальцами его плечо, потом приложила силу, чтобы разбудить.
— Эй, тебе все это снится!
Что еще сказать, я не знала, но будить продолжила. В какой-то момент я уже решила сходить за водой и вылить ее на Эгиля, но то ли кошмар закончился, то ли я чего-то добилась, а крошечные огоньки на коже стали пропадать. Дыхание спящего успокоилось, лицо расслабилось и перестало казаться предсмертной маской. Он сонно распрямился и снова затих.
А из меня будто все кости вынули — такая слабость накатила. Определенно надо узнать, кто его наградил этими шрамами. Так просто такие кошмары не снятся! Я устало упала рядом со спящим. Он, на удивление, не спешил раскинуть в сторону руки и ноги или занять середину кровати, будто осознавал, что рядом еще кто-то лежит. Странно. Я из-за этого почти никогда и не спала ни с кем рядом, даже с любовниками, предпочитала уйти, выгнать из кровати или хотя бы укрыться вторым одеялом. От Альнир в детстве я еще могла вытерпеть попытку спихнуть меня с моего места, но от остальных — нет. А этот как по струнке лежит. Может, привык к более узким кроватям.