Академия Князева

Артюха выпроводил сторожиху, в задумчивости прошелся по комнате. Отомкнул один из сейфов, вынул папку с инструкциями и дополнениями к инструкциям. Перелистывал тоненькие брошюры, нужный ему параграф внимательно прочел.

Убрал все обратно в сейф. Пригладил редкие пегие волосы и пошел к Арсентьеву.

Секретарша отстукивала что-то на машинке, близоруко наклоняясь то к листку, то к каретке, будто поклевывала. Не поднимая головы, предупредила:

– Николай Васильевич занят.

– Кто у него? – спросил Артюха.

– Дмитрий Дмитрич.

– Вот кстати, они мне оба нужны, – сказал Артюха и беспрепятственно вошел в кабинет. Какие могут быть от него секреты.

Арсентьев читал бумаги, подписывал их по одной и передавал Пташнюку, который сидел за приставным столиком. Артюха сел напротив Пташнюка, для Приличия спросил:

– Не помешал?

– Здравия желаю. – Пташнюк накрыл своей рукой руку Артюхи, чуть сдавил ее. – Как дела на секретном участке?

– Дела неважные, – сказал Артюха, высвобождая руку и глядя на Арсентьева. – Сами пишем приказы и сами же их не выполняем.

Арсентьев никак на эти слова не откликнулся, расторопно читал бумаги, что-то вычеркивал, что-то исправлял, потом подписал все сразу, передал Пташнюку и улыбчиво посмотрел на Артюху.

– В чем же мы провинились перед вами?

Пташнюк свернул бумаги трубкой и не спешил уходить.

– По положению, – скрипучим уставным голосом начал Артюха, – контора у нас работает до восемнадцати часов, после чего все посторонние лица должны покинуть помещение. Двери всех геологических кабинетов должны быть заперты и опечатаны, ключи должны быть вручены вахтеру и храниться у него под замком. Всякие мероприятия после конца рабочего дня и в выходные дни проводить запрещается, на то есть красный уголок. Потому все это предусмотрено положением и должно выполняться, что у нас организация особая, связанная с использованием и хранением секретных и совершенно секретных документов. Мы и так прощаем некоторые нарушения. Ежели, допустим, чертежник копирует топооснову, так она у него вместе с калькой к столу намертво прикноплена, он ее после конца рабочего дня не сдает, как положено, потому что назавтра калька деформируется и не будет совмещения. На такие нарушения мы идем сознательно – в интересах производства. Но когда налицо проявление халатности или недисциплинированности – с этим мы должны бороться.

Артюха обращался к Арсентьеву, смотрел ему то в глаза, то на руки, поигрывавшие дорогой китайской авторучкой с золотым пером.

– Я сам наблюдал несколько раз: камералки опечатываются не номерной печаткой, а монеткой…

При этих словах Арсентьев и Пташнюк переглянулись, Пташнюк с ухмылкой покачал головой.

– …Материалы, которые нужны для повседневной работы, – разрезные полевые планшеты, аэрофотоснимки, карты фактматериала – не сдают, оставляют на столах…

– Откуда вы знаете, что именно на столах оставляют? – спросил Арсентьев.

– Знаю, – отрезал Артюха и продолжал: – Ключи от кабинета хранятся на виду, ящик не запирается. Завхоз Пономарев мотивирует тем, что нет в магазине подходящих замков. Да пусть какой угодно поставит – хоть врезной, хоть амбарный пусть навесит! Ящик должен запираться. И в такой обстановке, когда любой и каждый запросто может снять ключи и открыть любую камералку, мы устраиваем по вечерам совещания с работниками базы, в выходные дни к нам ходят разные посетители, иногда даже в нетрезвом состоянии, а вахтер их пропускает, потому что человек идет к начальнику экспедиции или к его заместителю, идет и точно знает, что его ждут и примут…

Арсентьев, не отнимая руки от стола, наставил палец на Пташнюка:

– Вот, Дмитрий Дмитрич, оборотная сторона твоего рвения. Я всегда говорил, что тебе частенько изменяет чувство меры. Ты сам можешь в запарке ночей не спать, и другим не даешь, в том числе и мне. – Сказано это было с мягкой укоризной, говорилось Пташнюку, но для Артюхи. – Видите ли, Аверьян Карпович, рабочий день у нас с Дмитрием Дмитричем ненормированный, дома нас никто не ждет, а работа есть работа, ее никогда не переделаешь, и чем больше делаешь, тем больше наваливается. Приходится вечера прихватывать, выходные. Я, конечно, не могу не разделять ваших опасений, но, Аверьян Карпович, дорогой! Если уж какой-нибудь мерзавец задастся целью напакостить, он и на печать не посмотрит, и любую дверь без ключа откроет. Не так ли?

– Дверь-то, может, и откроют, а печать сорвать – не у каждого рука поднимется. А уж если сорвет, так это на следующее же утро выяснится, и тут уже вина не камеральщиков, а охраны, тут разговор другой. Для того эти печати и введены.