Академия Князева

Заблоцкому, слава богу, в магазинах нечего было делать. Другая забота владела им. Уже дважды после работы он подкарауливал возле детского садика Витьку, но сын, как видно, еще не поправился. На работу Марине Заблоцкий звонить не стал, там его голос знали, да и что могли сказать ее сотрудники? Не спрашивать же, какая у Витьки температура.

Позвонил он из автомата соседке по лестничной площадке, назвал себя и, извинившись, попросил пригласить к телефону Марину. В трубке потрескивало, слышно было, как по телевизору передают фигурное катание. «Подойдет или не подойдет?» – гадал Заблоцкий.

В трубке зашебаршило, раздался голос Марины:

– Я слушаю.

– Здравствуй, – сказал Заблоцкий. – Извини, что потревожил. Я насчет Витьки. Как он себя чувствует?

– Сейчас лучше.

– А температура?

– Днем нормальная, к вечеру немного поднимается.

– А что врач говорит?

– Ничего не говорит.

– А в садик когда?

– Ну… после Нового года.

– Марина, – сказал Заблоцкий, – я хотел бы зайти, поздравить…

– Не нужно, не приходи,- сухо ответила Марина.

– Ну как же. Новый год, все-таки…

– Нет.

– Но я, как-никак, тоже имею какие-то права… Я понимаю, тебе неприятно меня видеть, но ребенок же должен знать, что у него есть отец!

– Я сказала, что ты уехал. И вообще речь не обо мне. Ты знаешь, что я имею в виду.

– Но Марина…

– He приходи и не звони больше. Деньги присылай по почте.

Гудки отбоя. Заблоцкий кинул на рычаг трубку и вышел, хлопнув железной дверцей будки. «Не звони, не приходи, деньги по почте»… И сколько же этот карантин продлится? Пока мальчонка не переболеет тоской? Пока папин образ не потускнеет в его легкой памяти? Был папа да сплыл, был да весь вышел. Уехал, и дорогу назад замело, замыло… А когда вернется – чужой и постаревший, – глянет на него сын с любопытством, будет гадать, что за сверток там у папы под мышкой или что там у него в портфеле выпирает, а сердчишко его детское уже не встрепенется, нет.

Что ж, сынок, принимай первый урок жизни: через боль – к равнодушию.

Надо было что-то решать с Новым годом, искать какую-то компанию. Не потому, что хотелось веселья и общества, а чтоб не сидеть одному в бабкиной развалюхе, когда все кругом празднуют. Встречать Новый год одному хорошо в вагоне-ресторане или в мягком кресле воздушного лайнера, когда в заднем кармане у тебя плоский коньячный флакон-фляга. Но ехать пока что некуда, незачем и не на что.

Можно было бы встретить Новый год с мамой. Сестрица, конечно, умчится на бал-маскарад, они остались бы вдвоем. Мама приготовила бы заливную рыбу (у нее даже хек в облагороженном виде такой, что пальчики оближешь), изжарила бы в духовке утку. Они развернули бы стол к телевизору, смотрели бы «Голубой огонек»… Но мама, когда Заблоцкий позвонил ей и поинтересовался, как она собирается праздновать, сказала, что встречает Новый год в своем коллективе.

Можно было бы пойти в какую-нибудь из тех домовитых семейных компаний, где прежде они бывали с Мариной. Его приняли бы и даже обласкали, но именно это преувеличенное внимание, эти жалостливые взгляды и вздохи о разбитой семье…

С одноклассниками он связей не поддерживал, институтские друзья-приятели разъехались, а знакомства последних лет – все без исключения – были общими с Мариной. Себе она позволяла иметь своих друзей, ему – нет.

Оставались общественные заведения с платными посадочными местами: рестораны, дворцы культуры, один из театров. Но туда тоже имело смысл идти компанией из четырех человек и занять отдельный столик… Да, надо как-то искать себе подобных и кооперироваться, жить в одиночку не получается.

Это общая установка на будущее, а пока что надо искать место у новогодней елки.

Заблоцкий начал с Аллы Шуваловой, и его сразу постигла неудача: оказалось, Володя раздобыл два билета в Дом ученых. Что ж, Алле с Володей можно позавидовать: вечера в Доме ученых славились не только организованностью и интересной программой, но и хорошим столом. К тому ж, изысканное общество, высший свет. У вас, Алексей Павлович, для такого выхода ни костюма, ни обуви.

Кто еще может составить ему компанию? Начав с края коридора, Заблоцкий мысленно перебирал сотрудников по комнатам, и оказалось, что кроме них с Аллой, да зеленой молодежи, да нескольких старых дев предпенсионного возраста, да трех-четырех матерей-одиночек, все в филиале были семейными. Конечно, на худой конец можно прихватить бутылку и часов в одиннадцать нагрянуть к кому-нибудь из сослуживцев. К тому же Михалееву, например. Но Михалеев, как выяснилось, взял отпуск по семейным обстоятельствам и на работу выйдет только второго января. «Что там у него стряслось?» – думал Заблоцкий, и ему пришла мысль заявиться именно к Михалееву. «В самом деле, он же приглашал в гости! Погляжу его хваленую квартиру, его «нелегальный» подвал – потешу хозяйское тщеславие».